В гостях у кхмеров: восьмое чудо света

Окончание нашего путешествия в Камбоджу. Начало — в посте «Азия на двоих:в гостях у кхмеров«, продолжение — «В гостях у кхмеров-2«.

Восьмое чудо света.

Не буду здесь рассказывать про историю возникновения этих храмов и главного из них, в частности. Об этой истории мало что известно, а официальная историческая версия, скорее всего, не имеет с реальной историей ничего общего. Историки датируют храмы Ангкора 9 – 14 веками нашей эры. Вроде как некий кхмерский царь Джаяварман II, а затем и его потомки строили-строили и, наконец, построили все ЭТО, но потом пришли с Запада бирманцы и варварски завоевали кхмерскую империю. При этом факты, подтверждающие сию точку зрения официальной исторической науки, скупы и не очевидны. Предлагаю вам самостоятельно покопать доступную литературу по истории Ангкора и убедиться в этом.

Сейчас модно подвергать сомнению официальную историю, доказательно отрицая её, как это проделывают адепты альтернативной истории на примерах сооружений Египта, Перу, Боливии и Мексики. Я с ними не спорю. Факты действительно говорят, что официальная история должна быть пересмотрена, но, отрицая ее, даже с полным на то основанием, надо что-то предлагать взамен. А замены нет. Наука, как говорится, «еще не в курсе дел».

Я не историк. Придумывать и выдвигать гипотезы возникновения цивилизации, навертевшей дырок в гранитных плитах на разных континентах, по крайней мере, сейчас,  не буду. Я постараюсь рассказать на примере храма Ангкор-Ват о нескольких любопытных фактах, подмеченных нами – явить вам, так сказать, еще несколько «гранитных дырок» древности.

…Небо, задернутое дымкой облаков, еще светилось темно-синим, когда мы прошли по мосту через ров, отделяющий храм от «внешнего мира».

Мост – это так называемая дорога из Мира Богов в Мир простых смертных. Частично мост разрушен, частично уже восстановлен. Состоит он из огромных ломаных блоков, но его бока и поверхность образуют достаточно ровные грани. Перил нет, уже или вообще – сказать трудно. Мост заканчивается проходом с полуразрушенной башней в виде цветка лотоса в бутоне.

Пройдя за стену храма, мы, действительно, очутились в Мире Богов! Чувствую себя Юрием Сенкевичем и «Мауглем» одновременно.

Внутренний двор храма за стеной обладает какой-то умиротворенностью. Мост как бы продолжается дальше к главным башням храма. Слева и справа от этого продолжения симметрично располагаются небольшие сооружения, а само продолжение уже имеет перила – это многоголовый змей Нога собственной персоной!

На фоне чернеющего неба башни храма выглядят настолько величественно и нереально, что хочется подогнуть колено и спросить разрешения войти. Чувство, что ты вторгся в святая святых, и тебе просто необходимо уважительно обозначить перед кем-то свое присутствие здесь. Добавляет таинства визита тишина. Здесь абсолютно не слышно шума рынка и уже молчит природа. Время остановилось в переносном и, кажется, в прямом смысле тоже. Мы почти одни.

Дальше к главному комплексу храма мы решили не ходить – в гости, как известно, ходят по утрам. Делаем несколько снимков, и в свете вспышки фотоаппарата замечаем, насколько плотно декорирована поверхность храма. Нет ни одного сантиметра стены или колонны храма, который бы остался без внимания архитектора!

Возвращаемся обратно, и тут замечаем, что, входя во внутренний двор, мы пропустили интересный момент: главная стена храма внутри имеет проход – это узкая галерея с невысоким ступенчатым сводом. У выхода сидит буддийский монах в оранжевой «рясе» и уже горит керосиновая лампа. Уходить не охота. Спокойствие и безмятежность этой картины, как наркотик, настойчиво предлагают остаться. Слов нет…

Решаем вернуться завтра как можно раньше, чтоб ни в чем себе не отказывать, осматривая каждый доступный уголок храма. Договариваемся о времени и деньгах с нашим водителем на завтра. Он согласен провести с нами весь день и возить нас, куда мы пожелаем за … в итоге за 17 американских долларов.

Ужин в гостиничном номере был более чем скромный, но и не лишен очередного открытия – я купил в магазине здоровенный плод папайи. Ольга сравнивает его с вареной морковкой, но я нахожу в нем все тот же вкус детства.

Если вы помните, в конце 90-х, когда на прилавках советских гастрономов кроме ежика из маргарина ничего не было, около касс выставляли импортные соки в железных банках по совсем не низким ценам. Иногда это был африканского производства сок гуавы, но чаще можно было встретить сок папайи. Стоил он неприлично дорого – 1 рубль 5 копеек, но когда была возможность, я всегда старался купить его. В моей семье он нравился мне одному, поэтому вся банка доставалась только мне.

Как выглядит этот фрукт, я не знал – на завтрак его подавали уже нарезанным, и, прочитав на этикетке в магазине, что этот зелено-желтый «кабачок» — именно ОН, я, не раздумывая, купил. Стоил ОН всего два доллара!

Хочу сказать, что у тропических фруктов запах и вкус очень сильно отличаются друг от друга, и это не только мое мнение. Кто пробовал дуриан, пахнущий общественным туалетом на поселковой автозаправке, уверяют, что внутри мякоть напоминает клубнику со сливками. Так было и с папайей. Строение фрукта внутри напоминает дыню. Семечки пахнут плохо, согласен, но мякоть великолепна!

Утром мы подскочили как по команде, с первыми лучами камбоджийского солнца. Город уже начал жить, и туча участников дорожного движения каким-то чудом двигалась через перекресток во все стороны света одновременно. Это надо видеть! Говорят, что самый восточный в этом смысле – Вьетнам. Дорогу там перейти пешком невозможно, а управлять европейцу самостоятельно транспортным средством нереально вовсе. Съезжу – напишу обязательно. А сейчас мы двигаемся на тук-туке в этой туче машин и мотоциклов снова в Ангкор-Ват!

В первые часы утра храм выглядит еще более грандиозно и божественно. Гармония во всем: ров с водой и кувшинками, темно-серые камни моста и стен с белесыми разводами, вероятно, какого-то грибка, пение птиц и стрекотания насекомых, шикарные, как с картинки, пальмы внутреннего двора, освещенные рыжими лучами восходящего солнца. Буйство природы с ее звуками, красками и запахами, и давно покинутые бесцветные стены огромного храма – как-бы не увязка, но в этом здесь, отчасти, и заключается гармония.

Храм представляет собой строго ориентированный по сторонам света прямоугольник примерно 1100 на 900 метров, окруженный по периметру рвом с водой шириной около 200 метров и стеной. За стеной находится двор, в центре которого размещается главное сооружение комплекса – пирамида с пятью башнями. Четыре башни расположены в углах первой ступени или мастабы, если можно так выразиться, а пятая, главная, в центре всего комплекса. Она же и является самой высокой, около 50 метров.

Сама пирамида окружена еще двумя стенами с башнями, башенками и внутренними галереями. Каждая грань пирамиды имеет по три лестницы: две по углам ведут к угловым башням, и одна по центру.

Мы обошли главное центральное сооружение и зашли с противоположной стороны, где было меньше туристов.

Здесь я попытался подняться на первый ярус пирамиды, по углам которой росли четыре башни. Высота этого яруса примерно 20-25 метров. Подъем вверх был довольно простым: ступеньки центральной лестницы хоть и не глубокие, но ровные и шершавые, так мне показалось во время подъема. Однако я не учел их высоту. Дело в том, что при средней глубине ступеньки, примерно в 15 см, ее высота значительна – около 30 см, и, стоя на вершине, смотреть вниз не очень приятно: видно только край, и кажется, что никакой лестницы за ним нет! Вы когда-нибудь стояли на краю крыши девятиэтажного дома без перил? Думаю, большинство из вас не подошло бы к краю ближе, чем на метр.

Осматривать внутренние залы и галереи я не стал, чтобы не оставлять Ольгу внизу одну на долго, и, преодолев страх высоты, я практически на брюхе подполз к краю – он в добавок еще и не ровный. Крепко держась за выступ в полу, я начал ногами шарить ступеньку. Дальше мой спуск проходил на всех четырех конечностях. Эх, мне бы еще четыре, как у паука, и был бы порядок!На середине пути ступеньки стали неровными, а кое-каких вообще не было, и я решил сойти с лестницы на первый из двух карнизов, опоясывающих пирамиду.

Видимо, до меня здесь никто и никогда такого не делал. Камень был весь изрыт, как ледник в горах, не большими, но частыми углублениями. Края их с треском ломались под ногами, и складывалось ощущение, что идешь ранним весенним утром по снежному насту, подтаявшему накануне и крепко замершему за ночь.

Я решил пройти по этому карнизу до следующей лестницы, так как мне показалось, что она находится в более целом состоянии, и там продолжить спуск. Ольгу я попросил не подниматься вообще.

Благополучно спустившись на травку, я сразу же обратил внимание на красные таблички с падающим человечком, которых раньше просто не замечал. Они расставлены везде, где есть лестница, подобная моей. Надпись гласит: «Climbing at your risk!» – «Лазить можно на свой страх и риск!». Эту надпись я перевел мгновенно.

Пока я карабкался по лестнице вверх-вниз, Ольга отыскала самые выразительные настенные рисунки танцующих девушек и фотографировала их с разных ракурсов. Апсары – так зовутся танцующие девушки, преимущественно изображенные на стенах.

Это не рисунки, а объемные изображения, причем состоит каждая такая Апсара из нескольких блоков, т. е. изображение располагается не в рамках одного блока кладки стены или колонны, а на двух, трех и более.

Точность линий просто поражает. Но не это главное. Рисунок выполнен как бы негативным способом: с нескольких блоков стены убран слой камня так, чтобы остался только силуэт Апсары. Если принять во внимание, что изображения здесь везде, ими украшен каждый квадратный сантиметр поверхности храма, и они очень часто повторяются, то понять, как они были сделаны, становится совсем трудно. Такое ощущение, что у художника-оформителя был некий трафарет, которым он просто выдавливал на камне фигурку, точнее, все вокруг фигурки, оставляя Апсару или змея Ногу или просто декорируя контуры камня под «багет».

Некоторые объемные изображения и вовсе не лезут ни в какие ворота – они не выпуклые! Помните как в детстве, играя песком, мы с помощью формочек «стряпали» разные фигуры. Насыпал мокрого песка в форму, перевернул ее на бортик песочницы, поднял форму и получил фигурку слона или цветка. Здесь же некоторые фигуры таким способом сделать не удастся: отдельные элементы объемного изображения находятся поверх других. В случае с формой, ее просто не возможно было бы убрать, не нарушив рисунок.

Еще большее удивление вызывают окна галерей и залов храма. Каждый оконный проем «зашторен» небольшими круглыми, резными и абсолютно одинаковыми колоннами. Высота оконного проема примерно полтора метра, и всю высоту проема заполняют эти колоны, которые выточены с потрясающей точностью. Расстояние между колонами примерно 1 — 2 сантиметра, не больше. В каждом окне их ровно по семь штук, а окон в храме – тысячи!

Можно предположить, что древние строители применяли некий токарный станок, в который зажимали каменную балку, и, раскручивая ее, обтачивали другим более твердым, чем известняк, камнем. Однако кое-где колонны выбиты и на сколах четко видно, что колона не вставлялась в проем, а являлась частью этого монолита, образующего подоконник и притолоку. Никаких креплений на сколах не видно: там, где раньше была колонна, либо торчит осколок, либо ровная поверхность, но никаких бороздок, шипов и прочих намеков на следы креплений нет. По крайней мере, я не обнаружил ничего подобного.

Кто бы мне что не говорил, а сделать все это руками, на мой взгляд, просто невозможно: идентичность барельефов и плотность покрытия ими всех без исключения вертикальных поверхностей храма наводят на мысль о применении неких далеко не примитивных станков и агрегатов.

Есть еще один очень любопытный факт, который отчасти подтверждает мою гипотезу об автоматизации строительства храма.

Внешняя стена храма – полая и внутри стены имеется коридор. Свод коридора выполнен из камней, сложенных пирамидой. Это отчетливо видно, если, находясь в галерее, посмотреть вверх. Однако снаружи крыша – круглая и гладкая. Поначалу я подумал, что это черепица, сделанная из того же известняка, но потом мы повстречали полуразрушенную галерею с проломленным сводом, и здесь уже было видно, что ровная и полукруглая внешняя поверхность крыши – это не облицовка, а все тот же камень, что виден изнутри, только чем-то и как-то скошен. Такое ощущение, что применялась некая фреза, примерно та, что используется для производства деревянных плинтусов, только громадных размеров. Сделать такое вручную, учитывая поистине колоссальный фронт работы даже в одном только Ангкор-Вате, практически невозможно! А подобных храмов в Камбодже тысячи и построены они примерно по одним и тем же архитектурным моделям. И даже если предположить, что камень обтачивался вручную, то стоимость такого труда, пусть даже рабского, была бы просто непомерной для государств того времени. Впрочем, судите сами.

Единственное внятное объяснение – это применение при строительстве бетона. Есть гипотеза, что все постройки древних цивилизаций на планете сделаны по одной технологии с применением не камня в качестве строительного материала, а бетона. В середине прошлого века французский химик Жозеф Давидовиц получил бетон не из цемента, как это обычно делаем мы на даче, а из обычных подручных материалов – крошки природного камня и речного ила. Этот бетон назвали геополимерным. Если предположить, что использовался при постройке храмов именно геополимерный бетон, то почти все становится на свои места. Остается только один вопрос – зачем? Но, как говорил классик, «это уже совсем другая история».

Возвращались мы к нашему водителю неторопливо, фотографируясь с каменными «мухтарами» – стражами проходов и тротуаров, расставленных по обеим сторонам от оных, рассматривая настенный декор и любуясь красотами природы. Времени прошло совсем не много, как нам казалось, но когда мы выбрались на площадь перед мостом, где должен быть наш тук-тук, то вместо него мы увидели кучу маленьких автобусиков.

Поиски завели нас в самый темный угол стоянки, где под небольшим кустом был обнаружен наш тук-тук. Водитель спал. Как выяснилось чуть позже, нас не было примерно 3 часа, и он, дабы не мешать остальным, перегнал свой тук-тук поближе к лесу и прилег вздремнуть.

Солнце уже поднялось в зенит, но из-за набежавшей дымки просвечивало только еле видным контуром и особо не доставляло нам хлопот. Погода напоминала воздух бабушкиного парника с помидорами. Вероятно, сезон дождей в Азии европейцы не любят не столько из-за дождя, сколько из-за духоты и жары. Облака, как пленка теплицы, укутывают землю, дополнительно проливая ее дождем. Там, в храме, духота и жара не чувствовались, а здесь, окунаясь в суету дороги, ощущаешь ее всем своим существом.

День разгорался и впереди нас ждал следующий шедевр древних зодчих – храм Байон.

Лицом к лицу.

Как я уже упоминал, Ангкор-Ват – не самый масштабный храм. В километре к северу от него начинается не менее удивительный комплекс сооружений – храм Байон. Правильнее сказать, Байоном называют самое центральное сооружение этого комплекса. Сам комплекс имеет геометрию квадрата со сторонами по 3000 метров, обнесен стеной и каналом с водой по периметру. Внутри помимо Байона еще куча сооружений: черытехступенчатая пирамида Бапуон, Слоновая терраса, терраса Прокаженного Короля и другие. Все вместе это называется Ангкор Том, но я могу ошибаться.

Каждый въезд, всего их четыре – по центру каждой грани внешней трехкилометровой стены, представлен высоким узким проходом в башне. Сама башня имеет четыре грани, на каждой из которых вырезано огромное круглое лицо. Слева и справа от прохода – по три слоновьи головы с каменными хоботами, упирающимися в землю. К въезду ведет мост, перекинутый через ров, шириной метров 50. Перила моста – это шедевр – змей Нога, которого держат, взяв под мышки, несколько десятков воинов. Торец перилл венчает веер голов змея. Добавьте сами к этой картине тропический лес с голосами его обитателей, воду рва с цветущими кувшинками и жару тропического дня. Как в сказке!

Мы решили посетить первым делом центральный комплекс Байон.

Вы можете легко найти в Интернете фотографии этого комплекса. Вы можете прочитать о нем в литературе. Но вы никогда не ощутите то чувство, которое испытали мы при встрече с этим творением. Это чувство какого-то приятного страха и трепета, чувство неизвестности и таинства, чувство опасности и любопытства.

Въехав по мосту в ворота, мы очутились среди девственного тропического леса. Пасмурный тихий день предавал ему как бы особой важности. Сизое небо исчезло за кронами исполинских деревьев, и без того пасмурный угрюмый полдень превратился в этом месте чуть ли не в ночь. Узкая мощеная дорога с оранжевыми обочинами словно вела в иной мир. Неподвижный, жаркий, влажный воздух джунглей, полумрак и жгучее ожидание увидеть нечто нереальное (хотя уже все это назвать реальным язык не поворачивается!), превращало поездку в некое испытание.

Мы предварительно успели ознакомиться с храмом Байон, пролистав путеводитель. Это не большое, по сравнению с другими храмами, сооружение, но очень своеобразное. Своеобразность заключается в четырехгранных башнях. Их несколько десятков, расставленных по вершинам ступенчатой пирамиды. Каждая имеет по четыре огромных каменных лица на каждой грани. Башни – копии той, что мы видели при въезде в комплекс Ангкор Том. Но одно дело, когда она одна, и совсем другое, когда их несколько десятков. Всю дорогу я думал, как это будет выглядеть.

Храм внезапно возник из сумрачного леса. Большая серая пирамида. При первом взгляде на нее, каменных лиц видно не было, но серо-черные камни на ярко-зеленом фоне жизни джунглей четко выделяли храм, придавая ему какую-то особую значимость. Часть храма была разрушена, что еще больше усиливало впечатление от увиденного.

Подойдя к храму, только теперь я четко увидел каменные лица башен. Это было колоссально! Каждое лицо было вырезано сразу из нескольких десятков каменных блоков и имело совершенную форму. Все они были одинаковые, и, куда бы ты не смотрел, – они смотрели на тебя. Как бы ты не поворачивался – они поворачивались вместе с тобой. Они улыбались тебе, но радости эти улыбки тебе не передавали, однако и не пугали. Я до сих пор не могу понять, какое чувство на самом деле я ощутил. Могу сказать только одно – это чувство было для меня ново.

К одному лицу я прикоснулся и заглянул в глаза. Показалось, что оно живое и реагирует на меня, но назвать его человеческим — трудно.

Неожиданно выглянуло солнце, и храм мгновенно предстал в новом виде. Лица тут же передали новую ноту настроения. Они уже не казались такими мрачными и надменными, а стали учтивыми и гостеприимными. Их улыбки теперь стали понятны – они стали чуточку человеческими.

Храм не имеет помещений, которые можно было бы использовать для жизни или пребывания человека. Узкие переходы с крутыми лестницами, высокие своды, вытянутые  вдоль каждой грани пирамиды террасы с небольшими и невысокими перилами – все это ни коим образом не создавало уюта жилья или комфорта работы, но очень сильно нравилось глазу. Опять та же гармония бытия и сознания!

В тот день мы много успели обойти и объехать. Забегали в очередной храм, молча удивлялись увиденному и бежали в другой. Стоило бы остановиться и насладится этой величественной гармонией, но мы старались подсознательно найти что-то очевидное для себя, понятное – мы хотели, наверное, дочитать эту «книгу» сразу до конца, чтобы автор, как обычно, рассказал в конце секрет сюжета. Мы «пили» и «ели» этот нектар и амброзию с какой-то дикой, животной жадностью, не понимая и не испытывая при этом истинного наслаждения. Мы были как дети, которые дорвались до «бесплатного». Наверное, так бывает всегда с человеком, который попадает в новую для себя среду: сначала надо собрать все, что есть вокруг, а потом заняться изучением и разделить, что есть хорошо, что плохо, что можно, что нельзя. В повседневной жизни мы привыкли к стереотипам и не задаем вопросы на каждом шагу «папа, зачем???» и «мама, почему???», как делают дети. Мы задали их в свое время, раз и навсегда сформировав у себя модель мира. И вот теперь все повторилось сначала – мир здесь другой, и мы в нем впервые.

Мой сын Артур не так давно начал задавать вопросы, на которые мы с Ольгой иногда не знаем, что ответить. Например, как-то, купаясь в ванне, он спросил:

– Мама, а куда вода утекает?

– В трубу, под землю.

– Мама, а когда она остановится…?

Здесь, среди этих храмов, очень хотелось задать подобный вопрос: «А зачем и для чего это все? Кто все это построил и как? Когда, черт подери?!»

Шаг в сторону.

На следующий день мы решили проехать как можно дальше на север от города Сиемреап посмотреть жизнь людей, посетить уникальный храм Бантей Срэй (Banteay Srei) на границе туристской зоны и просто прокатится с ветерком по Камбодже. Не буду описывать храм – он хоть и отличается от других свой уникальной красотой, терракотовым цветом, резьбой по камню и скромными размерами, но в остальном – один из многих. Рекомендую его обязательно увидеть всем, кто посетит Ангкор. Потратьте пол дня и прокатитесь до него, а вместе с тем вы увидите Камбоджу. Именно о ней я и хочу здесь рассказать.

Рано утром мы сели в уже знакомый тук-тук и покатили в глубь страны. День начинался. На дорогах появились мотоциклы с коробками, картонками, корзинами, картинами и маленькими собачонками. Муравейник проснулся и все принялись за работу: лоточники вдоль дороги раскладывали товар, повара-мужчины придорожных кафе готовили завтраки, на рисовых полях крестьянствовали женщины, от нежно-зеленых атласных рисовых плантаций поднимался пар, и восходящее солнце нестерпимо ярким, бесформенным пятном расплывалось в этом утреннем зелено-голубом тумане.

Я наблюдал эту картину утра, развалившись в открытой коляске тук-тука. Набегающий поток теплого влажного воздуха приятно освежал и радовал меня. Дорога была ровная, мощеная, и когда мы выскочили из города, интенсивность движения заметно убавилась, стены храмов кончились, кончились и непроходимые джунгли, а пейзажи сельской жизни вытеснили пестроту рекламы придорожных ларьком и лавок.

Как же красива Камбоджа! Я не перестаю удивляться и сейчас этой простой и в тоже время удивительной красоте тех мест, рассматривая фотографии. Водные зеркала свежих рисовых полей, в которых отражаются высоченные дикорастущие «пальмы-одуванчики», чередуясь с молодой зеленью делянок постарше, как лоскутным одеялом, накрыли весь окрест до самого горизонта. Вдали поднимаются холмы и горы странной для меня формы. Они похожи на гигантские муравейники, или даже термитники, и врываются в пейзаж неожиданно, появляясь на очередном повороте дороги на абсолютно ровном месте посреди все тех же бесконечных рисовых полей. Волшебная страна!

Пейзажи рисовых полей неожиданно меняются видом маленькой деревни. Дома на деревянных сваях. На земле под домиком, как правило, разная хозяйственная утварь: тазы, тачки, горшки с цветами, велосипеды. Играют дети. Сами домики – деревянные ящики, сбитые из дощечек, которые не всегда плотно прилегают друг к другу, образуя щели. Некоторые домики имеют стены из плетни из листьев банана или хвороста.

Есть дома побогаче. У таких домов сваи бетонные, а стены ровные и выкрашены в разные цвета. Имеется веранда с изящными перилами и навесом. Крыши почти у всех таких домов черепичные или покрыты тесом. Почти в каждом дворе топится небольшая глиняная печка или горит примус, и что-то обязательно варится.

Около одного из домиков, прямо на обочине дороги установлено кресло зубного врача. В нем лежит пациент, а рядом с ним «доктор» – все просто! Теперь уже можно представить себе «кабинеты» других врачей… Начинаешь сразу вспоминать свои болячки и клянешься себе по возвращению домой немедленно начать заниматься своим здоровьем.

Примерно через час поездки добрались до цели. Храм действительно уникальный. Вроде все как у всех – и архитектурный стиль, и декор, но он как игрушка… Впрочем, я оставляю его вам.

Около храма — деревня. Как теперь я уже понимаю, она — самая обыкновенная. Красивых домов мало, но удивило небольшое кафе. На первый взгляд невзрачное место, где готовят незамысловатые блюда, поразило мебелью. Столы и стулья к ним были сделаны из массивных деревянных досок, прекрасно отполированных и покрытых лаком. Качество их изготовления было безукоризненное: абсолютно ровные столешницы, точеные ножки, резные спинки у стульев, приятные глазу пропорции и удобные размеры мебели, говорили о высоком профессиональном уровне мастера.

Зачем понадобилось ставить в придорожное кафе мебель, которая должна стоять в дорогих ресторанах столицы?! Может, они по-другому не умеют делать столы и стулья??? Видели мы кафе, где столы сделаны из горбылей пальмовых стволов, а стулья – скамейки о двух ногах. Причем, все это встречается в крупных городах ЮВА довольно часто. А вот встретить мастерски сделанные вещи посреди рисовых полей, где зубы лечат на обочине дороги, было приятным сюрпризом и неожиданностью.

По дороге обратно, мы отпустили наш тук-тук вперед до конца деревни, а сами пошли пешком за ним, заглядывая в лавки к торговцам. Чего тут только нет!

Бензиновая лавка, как и во многих здешних местах, представлена пластиковыми бутылками с разными смесями. Стоят они на двухсотлитровых бочках, накрытых покрывалом, из которых торчат шланги или ручные насосы. Тут же играют дети, которые уже умеют ходить, а те, что еще не умею, сосут своих мам. Сытых и еще не ходячих деток держат в гамаках, которые сверху крепко и плотно зашнурованы. А что? Удобно. Никуда не денется, и никто его не укусит. Первенца-то, наверное, на руках носят, а вот остальных можно и в гамаке держать под шнурком.

Фрукты здесь только местные. Я их не знаю, да и пробовал всего раз. Могу назвать с уверенностью всего два вида: личи и рамбутаны. Они совершенно, как мне показалось, одинаковые на вкус, но по виду абсолютно разные. Личи похожи на очень крупный виноград или скорее на гроздь незрелого картофеля – коричневые шары примерно, как для настольного тенниса. Кожура тонкая и легко убирается. Внутри мутно-прозрачная мякоть с черной косточкой. На вкус сладкая. Рамбутан внутри точно такой же, как личи, и на вкус очень похожий, но снаружи это ярко-красный волосатый шарик. Остальные плоды и вовсе в руки страшно брать.

Попадаются иногда на прилавках мандарины. Они здесь спелые, в зеленой кожуре, а вот неспелые в какой цвет природа выкрасила — не знаю, не видел. В Таиланде мы ели арбузы, у которых мякоть насыщенного лимонного цвета. Здесь, наверное, такие тоже водятся.

Встречаются драконовы фрукты. Я не знаю, как они называются на самом деле, но на английском в магазине видел надпись «dragon fruit». Ольга от них в восторге. Похож он на … да черт его знает, на что он похож. Формой напоминает мячик для регби, только маленький. Цвета красного. Имеет неколючие крупные чешуйки. Мягкий. Внутри белая, как молоко, мякоть с очень мелкими черными семенами. На вкус – трава пырей. Что Ольга в нем находит?! Только что красивый.

Очень много продается рассады риса. Она здесь повсюду. Почти у каждого дома можно встретить несколько сотен небольших вязанок молодых побегов риса. Насколько я знаю, рис сначала выращивают для рассады, очень плотно высевая прямо в воду, а потом рассаживают каждую бадылку отдельно. Вот где труда-то вкладывают! Один такой снопик рассады содержит, наверное, под сотню-полторы стебельков. Каждый надо отделить и воткнуть в грядку. А сверху палит солнце и, наверное, кусают мухи. Надо попробовать наняться на работы в какую-нибудь местную семью и тогда написать об этом во всех красках. Давно уже хочу так поступить. Это называется экотуризм в нашем переразвитом мире.

Перед дорогой обратно наш водитель пообещал сделать остановку в каком-то музее. Если честно, я переспросил пару раз, но так и не понял, что именно выставлено в этом музее. «Лендмаин музем» — в очередной раз повторил наш гид, и мы поехали.

Через несколько километров мы остановились около симпатичного домика с оригинальной оградой, и все стало понятно. Рекламная перетяга между пальмами снимала все вопросы о тематике выставки, но мне хватило оформления парадного входа, колоннада которого была выполнена из двухметровых авиабомб. Здесь разместился музей мин.

Купив билеты, мы вошли внутрь двора и пошли по аллее авиабомб. Здесь же играли детки 7-9 лет, прячась за «обезглавленные» боеприпасы и бегая друг за другом. Трудно себе представить что-то более не сочетающееся: веселые играющие дети и двухметровые авиабомбы.

Музей впечатлял. В первом зале очень подробно текстом и большими рисунками рассказывалось о недавней истории Камбоджи, ставшей на несколько лет новым государством Кампучия, о событиях, связанных с приходом к власти Красных Кхмеров, о войне 79 – 89-х годов, которую вели вьетнамские войска по освобождению населения от нового режима, и о ключевых вехах в новейшей истории этой страны. Но главное было в следующих комнатах музея.

Это были мины всех мастей, снаряды, гранаты, выстрелы к установкам залпового огня, каски и прочая амуниция пехотинцев той десятилетней войны. Многие экспонаты были расставлены вдоль стен и затянуты сеткой, некоторые были разложены на полу посредине комнаты. На стенах висели плакаты, подробно рассказывающие о событиях 80‑х годов, о боевых действиях и о современной работе саперов и международных организаций, оказывающих помощь в очистке территорий страны от мин и неразорвавшихся бомб.

Кульминацией впечатлений от посещения музея стал вид на задний двор дома. Там под отрытым небом были свалены в кучи пластиковые противопехотные и противотанковые мины. Это были горы мин! Как их находят в земле, я даже не представляю. Ведь пластик не «звенит» на металлодетекторе.

По всей видимости, труд титанический и, самое главное, чрезвычайно опасный. На натянутых тросах вдоль двора висели как грибы выстрелы к гранатометам и сами пусковые установки РПГ. На выходе нас встретил легендарный крупнокалиберный пулемет ДШК, а рядом стоял столик. Столешница его была сделана из дерева, как и положено столику, а вот в качестве ножек использовалась тренога, судя по всему, от какого-то станкового орудия. Табуретки у столика – врагу присесть не пожелаешь: ножки сделаны из мин от миномета!

Покидали музей мы в совершенно другом настроении. Было ощущение тревоги, сочувствия, скорби, и опять в памяти мелькали кадры из моего детства – фрагменты программы «международная панорама» и рассказ ее политического обозревателя…

Обыденность «натюрморта» из смертоносных предметов, детей и мебели долго не давала покоя. Вещи, которые в нашем мире не встречаются вместе, здесь существуют в тесном единении. Они часть повседневной жизни. Джунгли вырубаются, освобождается земля под поля, и вместе с этой новой землей к людям доходит эхо войны.

После музея я стал замечать, сколько искалеченных людей повсюду. До этого я наверное просто не обращал внимания на этот факт. Продавцы на рынках, одиночки-музыканты около храмов, просто жители деревень, которые мы проезжали. Иной раз встречались целые музыкальные ансамбли, состоящие из калек: у кого нет руки, у кого – ноги, кто-то вовсе без ног. В основном, это были люди взрослые, старше нас лет на 10-15, но встречались и дети. Это выглядело просто чудовищно.

Наш водитель-экскурсовод позже сказал, что все экспонаты музея и горы мин во дворе – это все было собрано за два предыдущих года с той дороги, по которой мы ехали. Значит, на других таких же дорогах тоже есть подобные музеи?

До свидания, Камбоджа!

Окунаясь в новейшую историю этой страны, охватывает ужас и боль за камбоджийцев, одновременно с этим испытываешь глубокое уважение к ним. Не приведи господь кому-нибудь пережить все то, что пережили они во второй половине 70-х годов и в 80-х. Я абсолютно уверен, что любое развитие идет через катастрофу. Какое развитие принесло то время и те, по истине драматические события народу Камбоджи? Побывав в этой стране, понимаешь: они получили иммунитет на долгие годы вперед от той социальной заразы, которая охватила западный мир и нашу страну в последние 50 лет. Я говорю о так называемой «попкультуре», о потребительском образе жизни, о наплевательском отношении к себе и своему обществу. Здесь в Камбодже, я уверен, еще долго не будет «все» ради денег. Здесь научились любить жизнь и людей, научились жить и работать так, чтобы быть счастливыми. Именно так нам показалось за эти четыре дня.

За четыре дня мы ни разу не столкнулись с хамством или пренебрежением. Нас ни разу не обманули, хотя сделать это было проще простого. Доброта и открытость камбоджийцев наблюдалась во всем, и я не думаю, что это из-за денег, которые везут с собой гости вроде нас. Даже дети, которые вынуждены продавать книги и открытки туристам, по сути, занимаясь попрошайничеством, делают это открыто и честно. Они, как мне кажется, прекрасно понимают, что это – нужда и необходимость заставляют их заниматься торговлей на улицах продукцией, которая не стоит запрашиваемых денег, а не жажда продать втридорога – за 10-15 американских долларов – несколько открыток или брошюру.

Однажды при осмотре одного из храмов к нам подошел мальчик и предложил купить у него путеводитель по Ангкору – маленькую брошюрку. Сделал он это, как нам показалось, с нескрываемым стыдом и совершенно не навязчиво. Он очень четко объяснил свою ситуацию, что ему надо учиться и помогать кормить семью. Может, кто-то из вас сделает предположение, что это такой коммерческий ход с его стороны — привлечь покупателя, надавить на жалость и сострадание. Я думаю, это совсем не так. Мы отказались от его предложения, и мальчик, глядя нам в глаза, извинившись, просто отошел в сторону. Он не стал сбрасывать цену или предлагать взять еще что-нибудь из его товаров, бежать за нами и советовать не покупать подобные вещи у других, так как у других только «копии и подделки», а у него «настоящие подлинники».

Стоит сказать, что вся уличная торговля в Камбодже делится на две категории: первая – реализация цифровой и печатной продукции, вторая – традиционная торговля сувенирами и тряпками и прочей продукцией местных производителей. Наш мальчик как раз относился к первой категории торговцев. Товар они получают, как правило, от разных благотворительных фондов, и мне кажется только для того, чтобы не заниматься простым попрошайничеством, а продавать, хоть и за дорого, что-нибудь туристам. Так гуманитарные организации оказывают поддержку местному населению, и в тоже время стимулируют к труду. Кто его знает, что на самом деле происходит в этой стране, но так видится нам – во всяком случае, противоречий с этой своей оценкой мы не нашли.

Торгуют все, везде и всем. Свистульки, простые музыкальные инструменты, традиционные футболки-майки, тапки и много-много всего прочего. Иной раз трудно на первый взгляд сказать сколько торговцу лет, и хотя бы примерно определить возраст.

Как-то к нам подошла девочка и предложила купить у нее платок или шарф из местного шелка. Цена не большая, а товар хороший и привлекательный. Пока Ольга оценивала предложенный товар, девочка стала расспрашивать нас, откуда мы, как давно в Камбодже, и, узнав, что мы из России, попросила преподать ей несколько новых русских слов. Душевная и веселая была обстановка. Я слушал их беседу, и никак не мог понять, сколько ей лет. На вид ей не больше одиннадцати-двенадцати, а рост примерно метр двадцать.

На обратном пути из очередного храма она опять радостно поприветствовала нас уже по-русски, и я не удержался, спросил, сколько ей лет. Оказалась, что ей семнадцать и уже есть ребенок. Да она сама, как ребенок!!!

Камбоджа удивила всем: бытом, нравами, кухней, памятниками архитектуры. Но я твердо убежден, что все это лишь производные от главного – главное люди. Счастье жить в обществе, где тебя понимают и поддерживают. Счастье осознавать себя частью единого целого, чувствовать, что нужен и незаменим. При этом не казаться таковым, а действительно быть им, давая, прежде всего, эту оценку самому себе. Именно этого и не хватает «развитой» европейской цивилизации.

Мы разучились жить, зато очень хорошо научились существовать, потребляя все и вся без должного разбора и необходимости. Забота только о себе любимом – вот главная неписанная, но так хорошо преследуемая, цель индивидуума современного европейского общества, к которому мы себя причисляем.

Писатель-сатирик Михаил Жванецкий как-то сказал в одном из своих монологов, чтобы нам всем объединиться и стать снова великой державой, необходима общая огромная беда. У Камбоджи была такая общая огромная беда всего 30 лет назад. И раз она случилась, то пусть приобретенный на этом фоне социальный иммунитет сохранится в камбоджийцах как можно дольше.

Улетали мы обратно в Куала-Лумпур в середине дня. Было грустно и тоскливо как-то на душе. Казалось, что самое интересное в этом путешествии в ЮВА уже кончилось, и все остальное – это просто ожидание дороги домой. Не радовала скорая встреча с морем, мангровыми лесами, островной жизнью на десять дней, не радовала перспектива посмотреть Куала-Лумпур, Сингапур, поплавать с дельфинами, и даже вновь оказаться в Бангкоке. Жаркий день, яркое зенитное солнце, суета аэропорта …

Мы прощались в душе с этой страной, от которой ждали неудобств и малярии, а получили встречу с детством, мечтой и счастьем. Мы теряли то, что неожиданно нашли для себя и успели полюбить всем сердцем.

Уже прошло почти четыре года с того путешествия, а я все чаще мысленно возвращаюсь в тот лес и в те развалины, неизвестно кем и когда построенных храмов, к тем людям, с которыми свела меня, пускай ненадолго, судьба. Я таю надежду когда-нибудь вернуться… в свое детство.

Авторы: Ольга и Илья Ослины.

2011 г.