18 Декабрь 2021 · Автор: Михаил Назаров

OUVRIER VALIA — УВРИЕ ВАЛЯ

Выпускник Филфака Университета Экс-Марсель (Франция) по русскому языку в 1972-ом году. Работал преподавателем с 1974-го по 1999-й год в Париже, а затем зам.директора лицея до 2010-го года. Занимаюсь фотографией с 1962-го года. Совершил многочисленные поездки по Советскому Союзу, несколько поездок по странам западной части Средиземного Моря. Проживал месяц в США в 1991-ом году. Страстно люблю историю, литературу и живопись.

Diplômé de la Faculté de Philologie de l’Université d’Aix-Marseille (France) en langue russe en 1972. J’ai travaillé comme enseignant de 1974 à 1999 à Paris, puis directeur-adjoint de Lycée jusqu’en 2010. Je pratique la photographie depuis 1961. J’ai fait de nombreux voyages en Union soviétique, plusieurs voyages dans les pays de la partie occidentale de la mer Méditerranée. J’ai vécu aux États-Unis pendant un mois en 1991. Je suis passionnée d’histoire, de littérature et de peinture.

Мои вехи

О родителях

Я родился в особенной семье. Оба моих родителя были преподавателями экономики. В то время это так не называлось. Было разделение между секретарской работой и бухгалтерией. И преподавали ее в техникумах. То есть во «второсортных» заведениях, где не преподавали ни латынь, ни греческий, ни философию. И в которых сыновья буржуазии не учились.

Моя семья была особенной потому, что мои родители были из разных социальных слоев.

Моя мать была дочерью школьных учителей в Нормандии, мой младший брат умер от столбняка в возрасте 11 лет.

Мой отец был единственным сыном фермеров-арендаторов в Провансе. Его мать была неграмотна в провансальском и, конечно, во французском языке.

Оба моих деда участвовали в Первой мировой войне. Никто из них не говорил об этом.

Мой отец, сын бедных крестьян, учился на стипендию. Он работал школьным надзирателем, вступил в ENSET, Высшую нормальную техническую школу, где встретил мою мать, в парижском университетском международном общежитии. Они поженились и попросили о совместном назначении. В 1935 году они получили распределение в Страсбург. Затем они попросились в Руан, где жили родители моей матери. Они туда распределились перед войной.

В 1940 году мой отец был мобилизован в качестве лейтенанта артиллерии. Когда его демобилизовали, он отправился в Руан. Директор школы донесла на него как на коммуниста, и в течение шести месяцев его держали в гестапо. Но его отпустили за отсутствием улик, поскольку политические архивы Страсбурга были уничтожены. Мой отец никогда не говорил об этом.

Уже после этого, мой отец, приехав с визитом к теще и тестю, попал на немецкого солдата в мундире. Он немедленно ушел и решил, что он больше там не появится.

После войны родители попросили назначения на юг, в Экс ан Прованс. В 50-м году их направили в Марсель. Они устроились в Экс. И ездили на работу на автобусе или на троллейбусе. Я ещё сейчас помню оранжевые троллейбусы и светло-коричневые автобусы, которые стартовали возле Большого Фонтана в центре города.


Экс-1965- Отец, брат, я	1964-Экс-Мы с братом

1970-Отец	1970-автопортрет весёлый

Я помню также. как мать мне сказала, что они приехали в Экс, потому что она болела ревматизмом, и врач посоветовал ей поехать на юг, где климат лучше. Через какие-то 10 лет, брат мне сказал довольно неприятным тоном: « Чушь! Они приехали в Экс, потому что здоровье папиных родителей ухудшалась! ». Брат был старше меня на 10 лет, он безусловно, сказал правду. Я все ещё спрашиваю себя о том, на кого злоба его была направлена — на меня или на нашу мать? Действительно мать наша не любила свекровь, с которой она не находила общего языка…

Первые мои жизненные воспоминания — визуальны. Они связаны с Эксом, вернее с местом, где жили родители отца: Жаз де Буффан, увековеченный Сезанном и с дедом по отцу Папэт, как его звали по-провансальски. Он был высоким, худым голубоглазым стариком с большими белыми усами клыком, всегда в белой рубахе и темных с тонкими полосками шерстяных штанах. У меня нет фотографии его, но я всё его вижу 70 лет спустя.

Р5-Сезанн- Бастид (дом)в Жаз де Буффан.jpg

Сезанн- Бастид (дом) в Жаз де Буффан

О немецком солдате, на которого мой отец попал в Руане во время войны. В 70-х годах я встретил его в Нормандии в Вёль-ле-Роз, у моего двоюродного брата, крестника моего деда по материнской линии. Именно с ним он был в доме моего деда. И этот немецкий солдат рассказал мне свою историю на русском языке: в конце польской кампании, в Варшаве, он помог семье еврейского врача бежать от гестапо. Позже, после поражения Франции, будучи в Бордо, он встретил моего двоюродного брата, и они подружились. После этого он оказался с ним в доме моего деда. Чуть позже он был пойман СД полицией (немецкая служба судебной полиции, интегрированная в гестапо), которая расследовала побег еврейской семьи врача из Варшавы… и отправлен на русский фронт. Там он попал в плен. Во время этого плена он выучил русский язык… от лагерной охраны. Единственное, что он рассказал мне о своем плене, это то, что через некоторое время разговор с охранниками достиг предела! После освобождения в 1953 году он уехал в Германию, где стал одним из основателей объединения Германия — СССР! Он был кем угодно, только не нацистом!

Но мой отец никогда не узнал об этом, он уже умер тогда. Я не представляю, как бы я ему это сказал.

Мой отец всегда читал, много читал. Когда мои родители решили отправиться со мной в своего рода паломничество в Страсбург, отец перечитал все произведения Эркмана-Шатриана!

Моя мать, конечно, тоже читала, но не так много, как отец.

Вот откуда, я полагаю, произошло мое отношение и любовь к книгам.

О книгах

Это притяжение, очевидно, объясняется потребностью читать, получать удовольствие от чтения, но также, даже если это не так очевидно, в поклоне к смелому, нонконформистскому, трансгрессивному письму, поиску новых путей письма.


главная комната с большим окном на север и фотобиблиотека и звуковая система	деталь предыдущей библиотеки

деталь фотобиблиотеки	авторская матрёшка конца 80х


альбомы о фотографии	фильмы Миклош Янчо, Монахиня по Дидро, Ла Гранде Белледзя, 36 набережная Ювелиров, КН, Вне закона, Полиссия

Комиксы Сфара и Трондайма (слева) Шуитена (красный альбом «Последний Фараон» по лицам известного автора Жакобса и альбомы о русском зодчестве	ваза ручной работы и испечения на древесине, салатница из Узбекистана

Когда я говорю о книгах, я также думаю об альбомах о живописи с хорошими репродукциями и об « авторских » комиксах для взрослых, не « эротических », вернее политических в широком смысле слова. Во Франции и в Бельгии употребляется слово « обрисованная лента », слово « комикс » касается только продукций американского происхождения или подобного типа.


альбомы «Корто Мальтезе» Уго Пратта	африканская статуэтка из Мали

романы и резные тыквы	Керамика, романы и Пентак Q (макеты)


романы и портрет сына	возле библиотеки — старый деревянный подсвечник, керамика ручной работы, картина аргентинского живописца Пабло Гаэта

большие альбомы об искусстве	в моей спальне библиотека

Мои отношения не только интеллектуальные, но и практические, физические. Когда я вхожу в дом, где нет книг, я испытываю тяжелое впечатление пустоты, холода, враждебного места, где не хочется задерживаться. Дома, конечно, все наоборот. Книги — это вехи. Они обозначают пространство. Они обозначают своего рода границу между моим пространством и внешним миром. Книги — это своего рода зеркало моей сущности. Это успокаивает и немного самовлюбляет. Когда я нахожусь в пространстве, где есть книги, я нахожусь в дружественном месте.

О фотографии


французский Фокафлекс	Cтарт (КМЗ) с синхроным Гелиосом 40	Киев 10 автомат с изумительным веерным затвором

Я начал заниматься фотографией с 1961 года. Cпустя три года, у меня появился аппарат Старт (старший брат «Зенита»), а потом Exacta Varex II b, которыми я снимал до 1981 года. Затем я «переключился» на японские пленочные камеры фирмы Pentax: LX и Z-1. С 2005 года я снимаю цифровыми Pentax Ist D, K 10 D, K-7, K-5, K-1 и теперь K-1 II.


Пентакс К10 с дополнительной кучкой и с зумом 4_12-24.	Пентакс К-7 с МС Вега 28 Б 2,8/120 (для Киева 66 с переходным кольцом К

Ф7-Моя аппаратура в 2016.jpg

Моя аппаратура в 2016

Когда я менял камеры, объективы оставались прежними, как с пленочными камерами, так и потом с цифровыми. Тем не менее, методом проб и ошибок я подбирал различные объективы. Некоторые оказывались более удачными, другие менее.

В ХХ-ом веке, в большинстве случаев, я занимался документальной фотографией. Но не только. Меня также интересовала художественная фотография. С появлением цифровой фотографии за несколько лет я сделал больше черно-белых фотографий, чем за 17 лет пленочных.

В подростковом возрасте я хотел стать фотографом, но потом это у меня прошло. Но моя страсть к фотографии не угасла. Во время своей трудовой деятельности я продолжал заниматься фотографией. Сейчас я на пенсии. Я почти никогда не выхожу из дома без аппарата. Иногда я ничего не фотографирую, камера остается на дне рюкзака. Но когда я выхожу на улицу без фотоаппарата, что редко случается, я всегда жалею об этом. Процесс фотографирования, поиск объектов съемки, композиция, кадрирование, учет света — все это доставляет мне огромное удовольствие.

Mes jalons

Mes parents

Je suis né dans une famille particulière. Mes deux parents étaient profs de sciences éco. A l’époque cela ne s’appelait pas comme ça. Cela se partageait entre secrétariat et comptabilité. Et cela l’enseignait dans les établissement techniques. C’est à dire des établissements de « seconde zone », où l’on n’enseignait ni le latin, ni le grec, ni la philosophie. Et que ne fréquentaient pas les fils de bourgeois.

Ma famille était particulière, parce que mes parents étaient issus de catégories sociales différentes.

Ma mère était la fille d’un couple d’instituteurs de Normandie, dont le frère cadet était mort du tétanos à 11 ans.

Mon père était le fils unique d’un couple de métayers de Provence. Sa mère était analphabète en provençal et bien sûr en français.

Mes deux grands-pères avaient fait la guerre de 14-18. Ni l’un ni l’autre n’en parlaient.

Mon père, fils de paysans pauvres a fait des études comme boursiers. Il a été pion, et est entré à l’ ENSET, l’école normale supérieure de l’enseignement technique, où il a rencontré ma mère, à la cité universitaire à Paris. Ils se sont mariés et ont demandé un poste double. Ils se sont retrouvé à Strasbourg en 1935. Puis ils ont demandé Rouen où habitaient les parent de ma mère. Ils l’ont obtenu juste avant la guerre.

En 1940, mon père a été mobilisé comme lieutenant d’artillerie. Démobilisé, il a rejoint Rouen. Dénoncé par sa chef d’établissement comme communiste, il a été logé par la Gestapo pendant six mois. Mais relâché faute de preuves, les archives politiques de Strasbourg ayant été détruites. Mon père n’en parlait jamais.

Plus tard, mon père rendant visite à ses beaux parents tomba sur un soldat allemand en uniforme. Il tourna les talons et décida de ne plus remettre les pieds chez eux. Après la guerre mes parents demandèrent leur mutation dans le sud. En 1950 ils furent nommés à Marseille. Ils s’installèrent à Aix. Et pendant deux ans firent les allers et retours en bus et en trolley. Je me rappelle les trolleys orange et les bus marron clair qui partaient depuis la place de la fontaine de la rotonde, au centre d’Aix.

Je me rappelle aussi que ma mère m’avait dit qu’ils étaient venus à Aix parce qu’elle souffrait de rhumatismes et que son médecin lui avait conseillé le climat d’Aix. Quelques dix ans plus tard, mon frère m’avait asséné d’une façon désagréable : « N’importe quoi ! Ils sont venus à Aix parce que la santé des parents de Papa se dégradait ! » Mon frère avait 10 ans de plus que moi, il savait de quoi il parlait. Je me demande encore contre qui sa colère était dirigée, contre moi ou contre notre mère ? Effectivement ma mère n’aimait pas sa belle mère, avec laquelle elle n’avait aucune langue commune.

Mes tout premiers souvenirs sont visuels. Ils sont liés à Aix, ou plutôt à l’endroit où habitaient les parents de mon père quand j’avais 4 ans : le Jas de Bouffan, immortalisé par Cézanne, et Papete, mon grand père paternel, devant la maison où il habitait. C’était comme ça qu’on l’appelait en provençal. C’était un grand vieillard mince, aux yeux bleus, avec de grandes moustaches en croc, vêtu d’une ample chemise blanche qu’on enfile par la tête, et pantalon de laine sombre à fines rayures blanches. Je n’ai pas de photos de lui, mais je le revois encore 70 ans après.

Au sujet du soldat allemand sur lequel est tombé mon père à Rouen pendant la guerre. Dans les années 70 je l’ai rencontré en Normandie à Veules les Roses, chez mon cousin, filleul de mon grand père maternel. C’est avec lui qu’il était chez mon grand père. Et ce soldat allemand m’a raconté en russe son histoire: A la fin de la campagne de Pologne, à Varsovie, il a aidé la famille d’un médecin juif à échapper à la Gestapo. Plus tard, après la défaite de la France, alors qu’il était à Bordeaux il a rencontré mon cousin, ils ont sympathisé. C’est après ça qu’il s’est retrouvé avec lui chez mon grand père. Un peut plus tard il a été rattrapé par le SD (service de police judiciaire allemand intégré à la Gestapo) qui enquêtait sur la fuite de la famille juive du médecin de Varsovie… et envoyé sur le front russe. Où il a été fait prisonnier. Pendant cette captivité il a appris le russe … avec les gardiens du camp. La seule chose qu’il m’a dit sur sa captivité, c’est qu’au bout d’un moment la conversation avec les gardiens arrivait à ses limites ! Après sa libération en 1953, il a rejoint l’Allemagne, où il a été un des fondateurs de l’association Allemagne — Urss ! C’était tout sauf un nazi !

Mais ça mon père ne l’a jamais su, il était déjà décédé. Je ne sais d’ailleurs pas trop comment je lui aurait raconté ça.

Les livres

Mon père a toujours lu, beaucoup. Lorsque mes parents ont décidé d’aller avec moi faire une sorte de pèlerinage à Strasbourg, mon père a relu tout Erckman-Chatrian !

Ma mère aussi, bien sûr, lisait, mais pas comme mon père.

C’est de là, je suppose, que je tiens mon rapport aux livres. Ce rapport, c’est évidemment le besoin de lire, le plaisir de lire, mais aussi, et c’est moins évident, l’attrait pour les écritures audacieuses, non conformistes, transgressives, cherchant de nouvelles voies. Quand je parle de livres, j’englobe aussi les albums d’art, sur la peinture, avec de bonnes reproductions, et la bande dessinée d’auteurs pour adultes, pas « érotique », mais plutôt politique au sens large du mot. En France et en Belgique on emploie le mot « Bande dessinée »; le mot « comics » ne concernant que les productions américaines ou assimilées.

Ce rapport n’est pas seulement intellectuel, il est aussi pratique, physique. Quand j’entre dans une maison où il n’y a pas de livres, je ressens une dure impression de de vida, de froid, de lieu hostile, où je n’ai pas envie de m’attarder. Chez moi, bien sûr, c’est le contraire. Les livres sont comme des garde-corps. Ils balisent un espace. Il marquent une sorte de frontière entre mon espace et le monde extérieur. Les livres sont un sorte de miroir de ce que je suis. Ce qui est rassurant et légèrement narcissique. Quand je suis dans un espace où il y a des livres, je suis dans un lieu amical.

La photographie

J’ai commencé à photographier en 1961. Trois ans après j’avais un Start (grand frère du Zenit) et un Exacta varex II b, jusqu’en 1981. Quand je changeais de boîtier les objectifs restaient les mêmes, aussi bien avec les boîtiers argentiques que plus tard avec les numériques. J’ai néanmoins essayé différents objectifs, avec parfois des expériences malheureuses.

Au XXème siècle, la plupart du temps, je faisais de la photo documentaire. Mais je m’intéressais également à la photo artistique. Avec l’avènement du numérique, en quelques années j’ai fait plus de photos en N&B qu’en 17 ans d’argentique.

A l’adolescence, je voulais devenir photographe, puis cela m’a passé. Mais ma passion pour la photo est restée. Durant ma vie professionnelle, j’ai continué à faire de la photo. Maintenant que je suis à la retraite, je ne sors pratiquement jamais de chez moi sans mon appareil photo. Parfois je ne photographie rien, mon boîtier reste au fond de mon sac à dos. Mais lorsque je sors sans mon appareil, ce qui arrive rarement, je le regrette toujours. Le processus photographique : recherche des sujets, composition, cadrage, prise en compte de la lumière, tout cela me procure une grande satisfaction.

Valia Ouvrier