Повесть о молдавском шахматисте Вячеславе Чебаненко, а также о том, как он играл с Р.Фишером в матче на первенство мира

Со Славой Чебаненко я впервые встретился 7 декабря 1959 года на дне рождения Гали Сукач, моей сокурсницы по химфаку Кишиневского университета. Конечно, никто тогда не предполагал, что Галя Сукач впоследствии станет моей женой, а Слава известным молдавским, вначале шахматистом, а потом и тренером. Дело в том, что на свое восемнадцатилетие Галя пригласила несколько друзей из класса школы №3 г.Кишинева (и среди них были Слава и его друг Гарик Френкель), а также сокурсников, среди которых оказался я. Для меня это была совершенно новая кампания. Я закончил московскую школу, но поскольку мой отец, в то время профессор, агрохмимик И.Г.Дикусар незадолго до этого вернулся в свою родную Молдову после 40 лет жизни в Москве, из которых 7 он провел в местах “не столь отдаленных” (Карлаг, Джезказган, п.о.Долинка, лагерь обслуживал медные рудники) он очень “постарался”, чтобы “перетащить” в Кишинев своего младшего сына. Я об этом пишу потому, чтобы было понятно, почему это молодой человек вдруг в 17 лет бросает Москву и поступает в Кишиневский университет. Он что, плохо учился, и ему необходимо было переехать в Кишинев, поскольку его папа был профессором этого университета? Нет, конечно, 11 лет семьи не существовало, еще ранее была арестована мама. И вот отец получает справку о реабилитации (“дело прекращено в связи с отсутствием состава преступления”, оказывается, никакого преступления не было) и семья переезжает в Кишинев. Но находясь в лагерях, уже немолодые мои родители мечтали об одном, что когда справедливость восторжествует, они воссоединятся со своим младшим сыном (старший погиб на фронте, а у дочери уже была своя семья в Москве). И они сделали все возможное, чтобы их последний сын оказался с ними в Кишиневе.

Но для меня Кишинев и молодые люди Кишинева того времени были малознакомы. И эта первая встреча, которую организовала моя будущая жена, в немалой степени способствовала сближению, в общем — то, разных молодых людей. Иногда я думаю, почему на этой первой встрече оказались Слава и Гарик? Конечно, на этот вопрос ответить трудно, но, думаю, что все-таки основной причиной была их нестандартность. Кстати, они тоже были первокурсниками университета, но физфака. Слава заразительно смеялся, постоянно рассказывал какие-то смешные истории. Причем, расскажет, и засмеется первым сам же. Гарик мне тогда показался более вдумчивым, что ли, но смеялся над шутками Славы не меньше его самого. Именно с этого вечера началась наша дружба, продолжавшаяся вплоть до безвременной кончины Славы в 1997 году.

И уже существенно позже, когда Славы не стало, я неожиданно для себя обнаружил, что родился он в 1942 году в городе Сызрани. Я же в этом городе жил в 1951-1953 годах. Жили мы с мамой, которая после своего лагерного срока (1945-1950гг) находилась там “на высылке”, потому что въезд в Москву ей был запрещен. А вернулись мы с ней в Москву “холодным летом 1953 года”. Слава же приехал в Кишинев тоже с родителями. Его отец после войны был направлен сюда, как партийный и советский работник.

Учителем математики в школе №3 в тот период, когда там учился Слава, был уникальный педагог и человек Василий Карпович Ветер. Я общался со многими его учениками. Это сейчас немолодые люди, многих уже нет в живых. Но то глубочайшее уважение и любовь, с которым все эти люди вспоминали о Василии Карповиче, вызывало у меня, человека никогда его не видевшего, впечатление как о человеке неординарном и мудром одновременно, с любовью относящимся к своим воспитанникам. Его ученики, после кончины Василию Карповичу поставили ему памятник. Но Василий Карпович к тому же был заядлым шахматистом. И именно он “заразил” Славу шахматами. Именно у преподавателя математики Василия Ветра Слава получал свои первые шахматные уроки. И внешний наблюдатель мог часто видеть, как в воскресенье Слава с шахматами подмышкой приходит в школу, и пересекая двор, направляется в квартиру Василия Карповича, которая находилась во дворе школы.

Конечно, будучи человеком, достаточно далеким от шахмат, мне трудно передать особенности становления Славы, как шахматиста, а впоследствии и шахматного тренера, воспитавшего целую плеяду гроссмейстеров (В.А.Бологан, В.Н.Гавриков, И.М.Брандис (Ионеску), В.Иордакеску, В.И.Комляков, Д.Рогозенко, В.Б.Невидничий, М.Б. Оратовский ) и мастеров (Н.Попов, Г.Титов, В.Вайнштейн и др.). Поэтому я вынужден ограничиться некоторыми яркими, запомнившимися мне моментами. Помню один случай. Было это, кажется, на 2 курсе. В перерыве между лекциями встречаю Славу. Он заливается от смеха. “Ты знаешь” , говорит, “Сбылась вековая мечта молдавского народа! ”. “Что такое?” – спрашиваю я. “Я выполнил норму кандидата в мастера по шахматам!” И снова смеется. Дело в том, что по национальности Слава был молдаванином, а молдавский шахматный мир того времени был представлен практически исключительно шахматистами с еврейскими фамилиями. Причем, заподозрить Славу в каких-то проявлениях антисемитизма просто было невозможно и не только потому, что среди его друзей, а впоследствии и учеников, было много еврейских юношей и девушек. Не было этого, как говорится, по определению.

Встречались мы с ним, только периодически, зачастую случайно. И именно периодически я узнавал о его успехах на шахматном фронте. К сожалению, долго задержаться в Кишиневском университете ему было не суждено. На старших курсах сдать теоретическую физику профессору Ю.Е.Перлину он был не в состоянии. Профессор процитировал тогда академика Фока, сказав, что физику заниматься шахматами все равно, что почтальону туризмом. Думаю, что для Славы это отнюдь не было трагедией. Поскольку его влекла “одна, но пламенная страсть”. Он, кстати, вместе со своим другом Гариком Френкелем переезжает в Ленинград, становится студентом Военно-инженерной академии, где, конечно же, продолжает играть в шахматы, выступая за команду этого ВУЗа. Но и здесь он долго не задерживается. В общей сложности он проучился в различных ВУЗах страны около 10 лет. Закончил он в итоге Одесский университет, получив гражданскую квалификацию преподавателя физики, и даже проработал определенное время в одной школ в Молдове (в небольшом райцентре). И все это время он, конечно же, повышал свой уровень, причем, не только как шахматист, но и как теоретик шахмат. Вспоминая своего учителя, гроссмейстер В.Бологан писал, что В.Чебаненко прежде всего был мыслителем, спортивные успехи для него не были первоочередными, что и проявилось впоследствии в создании им уникальной молдавской шахматной школы.

“В своем отечестве пророка нет”. С этой библейской мудростью приходится сталкиваться довольно часто. “Какой же это пророк – это же сын плотника из Назарета”- говорили его жители о Иисусе. Именно так я относился к Славе в период нашего с ним общения в Кишиневе. Встречаемся с ним, как правило, случайно, и он мне рассказывает о своей жизни . “Ты знаешь, у меня сейчас живет парень из Криулян (местечко в Молдавии) Витя Гавриков, я с ним работаю, это будущий “гросс” “. И я слушаю его и, честно говоря, сомневаюсь. Что вот этот Слава, которого я знаю как хохмача и немного балагура, который при встрече начинает комично пародировать Брежнева, а потом сразу же хохотать, вот этот Слава, как бы между делом, является воспитателем гроссмейстеров? Верится с трудом. Но постепенно все в большей степени. Вот он вернулся со Спартакиады народов, где выступая за сборную Молдавии, играл с М.Талем. Сыграл, кстати вничью. Вот его ученик Витя Гавриков стал вице-чемпионом Советского Союза и гроссмейстером (а уровень шахмат в Советском Союзе был известен, это был мировой уровень). И таких рассказов о его успехах сначала, как шахматиста, а потом и тренера, становилось все больше.

Но в максимальной степени я был поражен после встречи с ним на центральной улице Кишинева, улице Ленина, в районе Академии наук. После обычных приветствий, как жизнь, и т.д., он меня спрашивает: “Ты газету “64” читаешь?”. “Нет, конечно!” Он достает экземпляр этой газеты, посвященной миру шахмат, в котором были опубликованы воспоминания гроссмейстера Т.Петросяна о его встрече с Р.Фишером. Встреча эта происходила в 1971 году в Буэнос-Айресе и была финалом турнира претендентов на звание чемпиона мира. Перед этой встречей Т.Петросян последовательно победил Р.Хюбнера и В.Корчного (в четвертьфинале и полуфинале), а Р.Фишер разгромил М.Тайманова и Б.Ларсена (выиграв все (!) партии у каждого из них без единой ничьей).

Описывая этот матч, Т.Петросян рассказывает, что в одной из партий он применил неизвестное продолжение. Увидев это, Р.Фишер “покрылся красными пятнами”. Настолько это было для него неожиданно. В этот период в зале гаснет свет, и все освещение обеспечивает одна контрольная лампочка, находящаяся в глубине сцены. Петросян отходит от доски, поскольку отсутствие нормальных условий игры предполагает временное прекращение партии. Фишер не отходит от доски, настолько его “захватило” это совершенно неожиданное для него продолжение. И это тот самый Фишер, который столько внимания всегда уделял внешним атрибутам шахматной партии (чтобы соблюдалась тишина, чтобы никто не курил и т.д.). В этом случае он обо всем этом позабыл. И Фишер, по свидетельству Петросяна, находит единственно верное решение непосредственно за доской. Тем не менее, Петросян в дебюте получает более выигрышную позицию. Далее Петросян отмечает, что на определенном этапе он сыграл не так, как предполагалось при подготовке к этой партии. В итоге попал в цейтнот и проиграл ее.

На следующий день все газеты мира сообщили, что советский гроссмейстер Т.Петросян в первой партии с Р.Фишером применил неизвестное до сих пор продолжение, разработанное в домашней лаборатории Петросяна под руководством гроссмейстера В.Симагина. На самом деле это не так, свидетельствует Т.Петросян. Этот вариант сицилианской защиты является “патентом” молодого молдавского мастера Вячеслава Чебаненко (в 1971 году Славе было всего 29 лет). “После матча В.Корчной – Т.Петросян, закончившегося моей победой, я получил в Центральном шахматном клубе запечатанный конверт, на котором было написано: “Победителю матча В.Корчной — Т.Петросян”. В этом конверте анализировались партии Р.Фишера и предлагался именно тот вариант в сицилианской защите, который я и использовал в 1 партии матча”. Увидев мое удивление после прочитанного, Славка засмеялся и произнес: “Представляешь, я до …. (он назвал номер хода, не помню уж какого) играл с Фишером, а этот ”идиёт” все испортил!” Слово “идиёт” в его лексиконе не имело значения классического “идиота”. Это было нечто иное. Этим словом обозначались достаточно близкие ему люди, которые поступали совершенно противоположно тому, как они должны были поступать. И не только. Вообще-то, в его лексиконе это слово имело множество значений, и произносилось оно с любовью и уважением, как минимум. Кстати, следующую партию Т.Петросян выиграл, а последующие, вплоть до шестой, закончились вничью. То есть, после первых пяти партий была ничья 2 ½ : 2 ½. В итоге Т.Петросян проиграл матч (6 ½ : 2 ½), Р.Фишер оказался претендентом на звание чемпиона мира, и выиграв матч у Б.Спасского, стал таковым.

Следует напомнить, этот цикл борьбы за звание чемпиона мира по шахматам имел мощную политическую окраску. Шла нешуточная борьба между США, как лидером западной цивилизации, и СССР. А шахматы, хотя это и спорт, но спорт, имеющий серьезную интеллектуальную окраску, были одной из “арен” этой борьбы. А в этом “интеллектуальном спорте” существенное преимущество до того времени было у советских шахматистов. Известно, что во время знаменитого противостояния Р.Фишера с Б. Спасским в Рейкьявике письмо поддержки ему посылал сам Генри Киссинджер. Поражение Спасского было одним из “кирпичиков”, свидетельствовавших о приближении поражения в “холодной войне”, (проиграли уже и в шахматах!), которое, как известно, в итоге привело к распаду Советского Союза. В настоящее время этому периоду посвящены даже произведения искусства. В частности, в Москве идет мюзикл “Шахматы”, сюжет которого восходит к этому противостоянию.

После безвременной кончины Славы в 1997 году (скончался от сердечного приступа) в 40 день после кончины (в день смерти мы с супругой были за пределами Кишинева) я выступил с достаточно пафосным тостом, в котором говорил о “его матче с Фишером”. После этого гроссмейстер Виорел Бологан подошел ко мне и сказал: “Вы недооцениваете того, что было сделано Вячеславом Андреевичем. Это не только отдельная партия. Это целая система, им разработанная. И сейчас все в большей степени эту систему начинают применять ведущие гроссмейстеры мира.” Он назвал также фамилию гроссмейстера А.Широва, который широко ее использовал.

Уже в ХХI веке вышла книга В.Бологана “Cлавянская защита. Система Чебаненко. Современная теория и практика”,2008, Изд. Соловьев Сергей Николаевич, 248 стр..

В этой книге представлено современное состояние идеи, предложенной в свое время молодым Славой Чебаненко. “Книга посвящена оригинальному изобретению выдающегося молдавского тренера и теоретика Вячеслава Чебаненко. Система 4 …. а6 в Славянской защите, которую четверть века назад считали чудачеством, стала в наши дни одной из наиболее популярных и надежных для черных…”. Подробный разбор этой системы на страницах книги предваряют статьи о ней А.Широва и экс-чемпиона мира Гарри Каспарова. В частности, Г.Каспаров наглядно показывает, как со времени ее первого представления шахматному миру в партии Фишера с Петросяном все больше и больше ведущих гроссмейстеров мира ее используют.

Как и почему ученик школы №3 г. Кишинева, приходящий по воскресеньям к своему учителю математики Василию Карповичу с шахматами подмышкой, превратился в выдающегося молдавского тренера и теоретика? Ведь до него, воспитавшего 8 гроссмейстеров и множество мастеров, ничего подобного в Молдавии не было. Я писал уже о том, что “влекла его одна, но пламенная страсть”. Он был беззаветно предан шахматам. Но этого, конечно же, недостаточно. По образному определению Виорела Бологана он был мыслителем. И, видимо, достаточно глубоким. И сочетание качеств мыслителя и беззаветной преданности шахматам привело к рождению “выдающегося тренера и теоретика”. Каким я его запомнил? В перерывах между своими хохмами и балагурством он неожиданно как-то вдруг становился очень серьезным и сосредоточенным. Он, безусловно, был творческим человеком. К его пятидесятилетию мы с Галей подарили Славе картину, на обороте которой написали слова Б.Пастернака “Цель творчества – самоотдача, а не шумиха, не успех”. Думаю, что эти слова очень точно определяли его жизненную позицию.

Он был искренним и чрезвычайно непосредственным человеком, что некоторых иногда даже шокировало. Но, видимо, именно за это его многие очень любили, среди которых была, например, моя мама.

Он был абсолютным бессребреником. Деньги, кажется, его вообще не интересовали. Но без них существовать невозможно. Как-то в самый разгар “бандитских девяностых” он позвонил и спросил, как мы с Галей сейчас выживаем? Я ответил, что недавно мы с моими сотрудниками из академического Института выиграли грант ISF (т.н. “соросовский”) и, вроде бы, все нормально. А он ответил: “Меня же поддерживают мои ученики. Многие из них играют в международных турнирах, и часть заработанных денег присылают мне.” Я думаю, что то, что он был постоянно окружен учениками, явилось одной их причин его достижений как тренера. Это же эффекты взаимного влияния: ты бескорыстно передаешь знания и нравственные принципы своим ученикам, а в ответ получаешь признание, любовь и поддержку. “То, что я отдал, – то мое”. Известное изречение Шота Руставели, в максимальной степени применимо к жизненным принципам, исповедуемым Славой. Интересно отметить, что воспитав такое количество учеников, из которых 8 гроссмейстеров, Слава, так и не стал Заслуженным тренером МССР. На вопрос как так получилось, с присущим ему юмором парировал: ”Фотокарточку во время не смог представить”.

Слава не только любил музыку (например, очень любил Софию Ротару), но сам великолепно пел. У него был прекрасный тенор. Очень часто в его буквально зажигающем исполнении я слышал романс “Sub umbra nucului batran”. Одним из любимых его произведений был романс на слова М.Еминеску “Pe langa plopii fara soti”. Более того, еще в школе он перевел самостоятельно этот романс на русский язык. И мог его исполнять как на русском, так и молдавском (румынском(?)) языках.

Слава обладал специфическим, только ему присущим чувством юмора. Встречаемся как-то, а он сообщает, что сочинил оперу. Вот, говорит ария: “Завтра у нас партийное собрание! Прошу не опоздать!” А вот вступает хор: “Придем, придем, придем!!!”. И смеется своим, только ему присущим смехом. Запомнились и его шуточные стихи: “Еще дымится ржавый болт (??) у старой башни на холме, а свежевыбритый Хэролд (Гарик Френкель(!)) уж мчится на коне ко мне. Мы сядем на коня вдвоем, поедем к Стронцию (друг Славы и Гарика) потом. С собой мы Стронция возьмем и… славу партии споем!” Мне кажется, что-то, что через четверть века после его кончины я помню наизусть этот, на первый взгляд, бред, в действительности таковым вовсе не является. Это маркер его специфического образного мышления. Вот еще один пример специфичности и образности его мышления. Он создал виртуальное общество (его наименование я не хотел бы приводить, чтобы не смущать читателей), а мне присвоил статус его Эмблемы. Так он иногда и поступал: представляя меня кому-то из своих знакомых, говорил: “А это наша Эмблема!” И смеется. Меня это несколько коробило, конечно, но зная, кого он включает в это общество (можно было понимать так, что избранных(!), приходилось это принимать (не понимать, но принимать !).

А можно ли объяснить почему он своих учениц называл “козочками” или даже “чудо-козочками”? Эти его ученицы, а среди них были и победительницы международных турниров, и чемпионки Европы в своих возрастах (И.Брандис, И.Зак, А.Григорьева, М.Шереметьева) очень трогательно относились к своему Учителю, заботились о нем, потому что обычную рутину человеческого существования, связанную с едой, уборкой квартиры и т.д., он, как бы “не замечал”. Он и женат был “как-то”. Я помню его отношение к супруге и ее дочери. Мне показалось, что это было нечто трогательно-уважительное. Но учитывая образ его жизни и существования в этом мире, этому браку не суждено было продлиться долго.

В своей относительно недолгой жизни он сделал еще одно богоугодное дело. Именно благодаря ему, 58 лет тому назад два его друга Саша Дикусар (Эмблема) и Галя (Галочка) стали мужем и женой. Подталкивая меня к этому шагу, он говорил : “Ты что, ”идиёт”, не понимаешь…?” И если этот брак существует уже почти 60 лет (столько не живут!) его действия тогда можно действительно считать богоугодными.

Недавно вышла книга “Понять Молдову. Записки странствующих социологов” (Ю.Юшкова-Борисова, С.Борисов, Издательские решения, 2020, 248 стр. ) Это прекрасное исследование, написанное в духе прозы, предельно правдиво, но с искренней любовью, описывающее специфические особенности молдавского народа и его культуры, природы их существования (от “casa mare” до кумэтризма и опереточности политической жизни). Вспоминая Вячеслава Чебаненко, его жизнь от ученика школы №3 до “матча c Фишером” и создания молдавской шахматной школы, включающей 8 гроссмейстеров, думаю, что “понять Молдову” без таких ее личностей как Слава Чебаненко, до конца невозможно. Но о нем помнят в Молдове и за ее пределами. Регулярно в Кишиневе проходят международные шахматные турниры “памяти В.Чебаненко”, входящие в реестр ФИДЕ.

Его друзья, многие из которых живут сейчас за пределами Молдовы (США, Германия, Россия, Израиль, список можно продолжить) выдвинули идею обратиться к Президенту Республики (а им в то время был Председатель шахматной федерации Молдовы Игорь Додон) с просьбой о присвоении одной из улиц Кишинева имени Вячеслава Чебаненко, и я взялся “довести это дело до завершения”. Но не смог, а сейчас уже и Президент Молдовы не является Председателем ее шахматной федерации. Что ж, “еще не вечер”.

Автор Александр Дикусар,

советский и молдавский электрохимик, член-корреспондент АН Молдовы