Как меня в США вербовал двойной агент

В 1982 году я в составе 25 молодых ученых СССР был направлен для прохождения годовой научной стажировки в Хьюстонский университет США на кафедру физики. Валерий Мартынов был моим куратором по линии нашего Посольства в США в Вашингтоне.

Перед самым началом стажировки в американских университетах все стажеры проходили инструктаж в Посольстве. Там я и познакомился с Мартыновым. Он как-то сказал, что хорошо для наших дипломатов, что американцы сами пригласили двух советских ученых (меня и Александра Ефремова) в университет Хьюстона, так как для поездки в Хьюстон обычно требовалось специальное разрешение властей США из-за расположенного в пригороде Хьюстона Центра управления космическими полетами НАСА. Мартынов воспользовался этой открывшейся возможностью посетить Хьюстон и уже через два месяца после нашего приезда в Хьюстон он прилетел к нам с инспекцией: узнать, как мы устроились, есть ли проблемы не связанные с работой. И первым же делом мы отправились в ЦУП НАСА на экскурсию. Перед началом экскурсии мы сфотографировались.

В кабинете проректора. 1-й ряд — сотрудницы офиса проректора, 2-й ряд, слева направо: проректор университета, Ф.Склокин, В.Мартынов.

Там на открытой площадке расположены образцы всех американских ракет, что производило безусловно громадное впечатление, особенно ракета для выполнения лунной программы. Там же мы посетили музей космонавтики, были приятно удивлены, когда увидели большой стенд, посвященный Э.К. Циолковскому. Мартынов и я сфотографировались рядом с этим стендом.

Ф. Склокин и В. Мартынов (справа) у одного из стендов в музее НАСА.

На следующий день визита сначала был официальный приём у проректора по международным связям Хьюстонского университета, на котором был Валерий Мартынов и мы стажеры: Александр Ефремов и автор этих строк. Потом Мартынов и я сфотографировались на память вместе с проректором и с его офисными сотрудницами.

При входе в музей НАСА. Справа налево: А.Ефремов, В.Мартынов, сотрудница ректората университета, Ф.Склокин, муж этой сотрудницы, который нас возил на своей автомашине.

Вечером проректор пригласил нас двоих стажеров и Мартынова в ресторан на ужин. Мы вчетвером сидели в VIP- кабинете, расположенным не в общем зале, а в винном погребе ресторана, где стены были хранилищем сотен бутылок вина. Мартынов был «в теме», показывал свои глубокие познания в выборе вин. Он также оказался знатоком и в выборе блюд, что нельзя было сказать про меня — я смотрел на все это, как на какую-то игру в распальцовку между проректором и Мартыновым. Мне было трудно даже вообразить такое в нашей советской жизни начала 1980-тых годов. Лишний раз убедился, что дипломаты — это элитарная прослойка нашего тогдашнего общества.

Всё его пребывание отслеживалось американскими спецслужбами, о чем нам и поведал сам Мартынов. Слежка была открытой — в поездках в НАСА и по городу нас все время сопровождала то одна, то другая автомашина, а при пеших прогулках за нами всегда был «хвост» из двух — трех американцев. Мы общались по интересующим Мартынова вопросам только на улице с соблюдением осторожности, выполняя все его рекомендации по конспирации. Он на «живом» примере показал нам азы работы дипломатов в условиях тотальной слежки. Всё это было для нас в новинку, напоминало модное сейчас телевизионное реалити шоу. Главное, это как-то располагало нас к Мартынову, поэтому я довольно откровенно рассказывал ему о своей жизни и о моих подозрениях, связанных с работой американских спецслужб. О том , что я буду в некой разработке у американцев во время стажировки меня предупредили еще в Москве соответствующие службы КГБ. Мне так и заявили, что американцы уже готовы к моему приезду. Конечно, я был сильно напуган, вплоть до того, что сказал о своем нежелании ехать в США на стажировку и быть подопытным кроликом у американских спецслужб. Но меня успокоили, сказали, что моя безопасность не хуже, чем у дипломатов, так как в это же самое время столько же по количеству молодых американских ученых находятся в СССР на аналогичных стажировках — то есть, своего рода паритет. В общем, мне твердо сказали, что ехать надо при любых обстоятельствах, но ничем больше не заниматься кроме научных вопросов, чтобы не спровоцировать спецслужбы на активные действия против меня. И я старался выполнять эту рекомендацию, хотя это было совсем нелегко, так как уже по приезде в США на предварительных беседах в нашем Посольстве мой куратор Мартынов, кстати и другие дипломаты, настойчиво рекомендовали нам всем шире смотреть на научную стажировку — не быть затворниками, заводить знакомства, интересоваться, чем занимаются научные сотрудники университета. Эти рекомендации посольских служб расходились с московской рекомендацией мне вести себя в США весьма осмотрительно. С другой стороны я понимал, что у Посольства свои «производственные» задачи и стажеры могли бы помочь Посольству и стране. Все рекомендации посольских служб мы, стажеры, «наматывали на ус». Однако настойчивые рекомендации Мартынова шире смотреть на задачи стажировки я тогда еще никак не связывал c персональной деятельностью Мартынова, который, как оказалось спустя несколько лет, уже в это время был завербован американской разведкой.

Во время визита Мартынова к нам я подробно ему рассказывал о тех американцах, которые появились в нашем окружении. Первыми, спустя месяц после нашего приезда в Хьюстон, появились двое нашего возраста Ричард и Кэт. Мартынов сразу заметил, что это и есть агенты ФБР, и чтобы мы учитывали этот факт, общаясь с ними., но продолжали дружественные контакты с ними на бытовом уровне, что мы и делали потом.

Хочу немного подробнее рассказать о моем коллеге, с которым я стажировался в США. Александр Ефремов, физик-теоретик из Российского Университета Дружбы Народов им. Лумумбы, также, как и я, прибыл с группой молодых ученых в США осенью 1982 года , и его также «выбрала» кафедра физики Хьюстонского университета. В течение всей стажировки мы вместе жили в небольшом отдельном доме вблизи от университета. Александр был известным в нашей стране спелеологом. Нас объединяла любовь к спорту, мы регулярно совершали пробежки по утрам, а 2-3 раза в неделю играли на кортах университета в теннис. Как на нас вышли люди из ФБР подробно описал Александр. Привожу его рассказ об агентах ФБР без моих купюр из главы «ФБР, пещеры и аллигаторы» из его книги «Путь вниз преграждают сифоны»:

«Наш совместный теннис начался с того, что агенты ФБР принесли нам ракетки. Как натуральные советские граждане, а не какие-нибудь эмигранты «третьей волны», мы вызывали у федеральных органов живой интерес. Что-то нужно было с нами делать: то ли вербовать, то ли, наоборот, разоблачать в шпионаже, то ли уговаривать остаться на вечное поселение. Органам определенно требовалось отчитаться перед своим начальством, а также перед сенаторами и конгрессменами в расходах на своё содержание.

В те времена какой-то русский сатирик придумал смешной термин: «си-бур-де». Французское словечко с ударением на последнем слоге. Но на самом деле — это аббревиатура эссенции советского строя конца 70-х: «симуляция бурной деятельности». В Техасе неожиданно выяснилось, что советские и американские чиновники очень похожи. ФБРовское начальство совершенно наплевательски отнеслось к своей тонкой работе и в суперпростецкой форме — якобы соседи — определило к нам своих сотрудников. Ими оказались замечательные скромные ребята нашего возраста — парень Дик и девушка Кэтрин — тут же начали с высокой эффективностью выполнять все наши пожелания. Теннисные ракетки были первым даром джинна дяди Сэма. Потом пригласили в ресторан, потом принесли великолепно иллюстрированную книгу про космос.

Нам с Федей стало совестно, мы начали приглашать Дика и Кэт к себе домой, скоро почти подружились. Угощали жареной картошкой с овощным салатом, немножко икрой и водкой. Как истинные американцы, они вскоре пригласили нас в их дом, кстати, не в соседний, а на другой конец города. В чем мы, впрочем, и не сомневались…»

«К середине срока — а американская ссылка, как и служба в армии, почему-то интуитивно воспринимались как «срок» — у нас с Федей уже было полно друзей и знакомых. Мы купили на двоих машину, получили техасские водительские права и стали очень свободными. Каждый день куда-то ездили, с кем-то встречались, были нарасхват. Тут боссы Дика и Кэт, видимо, приказали им заняться другими делами, и они перестали к нам ездить. Жаль, хорошие ребята. Когда мы с Федей уезжали домой, то оставили им с благодарственной запиской теннисные ракетки, но не знаю, получили ли они их…».

Теперь эстафету рассказа беру я, и как говорится: дальше — глубже.

Во время визита Мартынова я также ему рассказал, что у меня появился друг-американец Роберт, который очень любезен со мной и всячески хочет мне помочь адаптироваться к американской жизни, а заодно показать ее явно привлекательные стороны. Я сказал Мартынову, что я сам заинтересован в общении с ним как с «чистым» американцем — носителем бытового языка. А именно такого тесного общения в начале стажировки я был лишен, так как я работал в научной группе, где было 9 китайцев и я, причем пятеро были стажерами из КНР с еще более низким уровнем знания английского языка, чем у меня. Хотя Александр свободно говорил по английски (имел диплом переводчика после окончания университета им.Лумумбы), но все равно для лучшей адаптации к жизни в Америке я с ним использовал любую возможность общения с «настоящими» американцами, не знающими русский язык. А с русскими эмигрантами всех «трех волн» мы встречались довольно часто, но, естественно, говорили только по-русски. Они-то стремились вовсю пообщаться с нами, так как мы были «свежие» — только что из СССР. При этом не имело никакого значения национальность эмигрантов из СССР — все они были советскими: и русские, и евреи, и украинцы, и выходцы с Кавказа. Надо отметить, что американцы, как правило, практически никогда не идут на контакт как бы с улицы, надо обязательно быть представленным кем-то, кто тебе уже известен, тогда будет все в порядке и общение продолжится в будущем. Поэтому у нас первыми как по эстафете появились эмигранты и американцы, которые уже были в контакте с нашим предшественником по стажировке — с Вячеславом Кумыковым — физиком из университета Нальчика. К сожалению, до поездки в США нам не удалось переговорить с ним, так как он после прилета из США в СССР сразу же отправился к себе в Нальчик. Но его американские друзья, ссылаясь на Кумыкова, логично сами стали выходить на контакт с нами. Однако появление Роберта в ресторане в компании наших хороших знакомых месяца через два было как бы случайно, но персонально нацелено на меня. Я обрадовался — наконец-то у меня появился знакомый американец, который не знает русского и мой процесс освоения бытового английского языка может ускориться. Об этом событии я тоже поделился с Мартыновым. Он одобрил мою инициативу и сказал, что я могу идти с ним на контакт и дружить, хотя он скорее всего появился по наводке от спецслужб. Продолжая подробный рассказ о Роберте, я откровенно спросил у Мартынова, что мне Роберт уже предлагал зайти в бар, где показывали стриптиз. Мне, конечно, было любопытно, но я все-таки опасался, так как перед отправкой в США все командированные в США в Москве в том числе и я, проходили через соответствующий отдел ЦК КПСС, где в течение часа знакомились с подробной инструкцией поведения советского человека в странах капитализма. В конце инструктажа с меня взяли подписку, что я теперь знаю, что мне можно, а что недостойно советского человека. В инструкции были пункты, строго не рекомендующие посещения стриптиза и всяческих женских клубов. Я набрался храбрости и спросил о возможности посещения стриптиз-клуба с Робертом. Мартынов сказал: «Давай». Полученной индульгенцией я потом воспользовался, да и не раз — запретный плод всегда сладок. На этой моей проявленной «слабинке» Роберт потом все же сыграл, сфотографировав меня с полуобнаженной певицей-танцовщицей из ресторана. А дело было так. Ко мне в Хьюстон на месяц в середине срока стажировки приехала из Москвы моя жена Света. Такая возможность предусматривалась двусторонним советско-американским договором о стажировке. Роберт предложил нам двоим экскурсию в Новый Орлеан на фестиваль «Марди Гра». Мы согласились. Поездка была очень интересной, мы были непосредственными участниками двухдневного бесшабашного весёлого карнавала типа бразильского. В это время в Новый Орлеан съезжаются тысячи американцев со всех концов США и из других соседних стран, чтобы не пропустить это карнавальное зрелище. И вот в один из вечеров мы ужинали в огромном ресторане, где было шумно и весело, пиво лилось «рекой». На сцене выступала с фигурой секс-бомбы певичка и танцовщица «в одном стакане» в довольно легкомысленном одеянии, типа купальника. На сцену по очереди вызывались представители разных штатов и гости из разных стран, которые вели смешной диалог с ведущей, а потом что-либо изображали: или исполняли свою местную песню, либо танец. И вдруг вызвали на сцену Федора из Москвы — бурные аплодисменты, подбадривающие крики. Тут до меня дошло, что вызывали именно меня! Я понял, что это мне «подсиропил» мой друг Роберт. Но делать было нечего, пришлось идти на сцену и протанцевать танец — смесь русского и цыганского. Во время танца ведущая смело выдавала «па» типа жарких объятий. В конце танца я вошел в свою роль и поцеловал ей руку, что до меня еще никто не делал. Это вызвало буквально шквал аплодисментов у уже хорошо разогретой алкоголем публики. Я, довольный своим благородным поступком, сел за свой столик. Ко мне из зала со всех сторон подходили люди, приветствовали меня. Всё было бы ничего, да вот моя жена Света, улучшив момент, рассказала, что Роберт, как только я вышел на сцену, встал за колону и беспрерывно фотографировал меня на сцене. Она все это увидела случайно и была взволнована, но Роберту это не показывала. А я подумал, что доигрался! Но посмотрим, что будет дальше.

Надо сказать, еще не догадываясь о двойной игре Мартынова, я все-таки интуитивно не все советы и рекомендации Мартынова брал на выполнение. Так он мне говорил, что пора поработать на Родину, надо собирать информацию о новейших публикациях, связанных, например, с вооружениями. Дело в том, что в Хьюстонском университете огромная библиотека. Многочисленные научно-технические журналы, в том числе и по военной тематике, лежали стеллажами просто в открытом доступе. Он сам мне показал, как всё это делается, когда мы вместе с ним были библиотеке. Он взял несколько свежих журналов про авиацию, пролистал их, показал их мне, а потом пошел к копировальной машине и сделал десятки копий, положил в свой портфель. На его предложение: делать также по его примеру, я ему пытался возразить, что, во-первых, я ничего толком не понимаю в авиации, во-вторых, а не «застукают» некие «товарищи» меня за этим занятием? Он убеждал меня, чтобы я не боялся, так как это все в открытом доступе. Но я так и не стал заниматься этим делом, так как я помнил, что в Москве мне говорили, что я должен заниматься наукой на кафедре физики строго по своей тематике и никуда больше не лезть. Вот сегодня-то я понимаю, что Мартынов меня попросту подставлял. Ему-то, как дипломату, копирование материалов в библиотеке сходило бы с рук, а вот мне бы не выкрутиться и не объяснить, почему я вдруг интересуюсь военной тематикой. В дальнейшем я вообще этот отдел библиотеки обходил за километр — так, на всякий случай, потому что меня не покидало чувство, что за мной денно и нощно ведется наблюдение, а я просто его не вижу в силу своей неопытности.

Мартынов также мне рекомендовал собирать информацию о тех людях, с кем я общался как по науке, так и в обыденной жизни. Видя мою общительность и довольно сносный английский язык, он мне советовал активнее дружить с американцами, приглашать их в ресторан или к нам домой, интересоваться, чем и как они занимаются. Он мне гарантировал, что все расходы, связанные с этими знакомствами, мне потом оплатят в Вашингтоне в нашем Посольстве. Но и эту рекомендацию Мартынова я на свой страх и риск проигнорировал, так как у меня была для него «отмазка» — нехватка времени в связи с плотным графиком работы в физической лаборатории особенно в конце стажировки, когда успешно стали продвигаться мои собственные научные исследования по сверхпроводимости. Грех было не использовать абсолютно идеальные условия для моей собственной научной работы. Кстати, именно этот «мой» небольшой китайский коллектив ученых под руководством профессора Пола Чу и совершил последнее крупное открытие двадцатого века — ими впервые в мире была обнаружена высокотемпературная сверхпроводимость. Правда, это случилось спустя пять лет после моего отъезда в Москву.

Получив от Мартынова «добро» на дружбы с Робертом, я стал регулярно с ним встречаться. Поводы для встреч были разные, но всегда логичные и не вызывали поначалу подозрений в какой-то преднамеренности. Однако, потом всё изменилось после моей беседы в советском представительстве в Сан-Франциско. Туда я приехал с туристическими целями по приглашению нашего стажера, который работал там в местном университете. Перед отъездом из Сан-Франциско мой товарищ сказал, что надо обязательно заглянуть в наше представительство — так положено. Со мной беседовал дипломат — специалист по контрразведке. Он меня расспрашивал подробно о моих контактах с американцами. Я в том числе рассказал ему про мою дружбу с Робертом. Он определенно сказал, что я нахожусь в плотной «разработке» со стороны американских спецслужб и что моя дружба в Робертом слишком далеко зашла и идет по сценарию вербовки и добром все это не кончится. Он заявил, что надо прекратить контакты с Робертом. Да я и сам после этой беседы просто ужаснулся, что я так легко «влип» и только теперь увидел, куда все это катится! По существу, меня просто-напросто готовили стать перебежчиком. А вот это и не входило в мои собственные планы. Через день я вернулся в Хьюстон, а через два дня в Хьюстон примчался Мартынов, злой, как чёрт. Он был страшно недоволен, что я ему не сообщил, что моя дружба с Робертом так далеко зашла. Он мне рассказал, что дипломат из Сан-Франциско поднял в Москве тревогу на счет меня, что Мартынов получил нагоняй из-за меня. Я ему подробно рассказал о всех фактах, которые могли бы меня скомпрометировать. В том числе я рассказал и об одном из последних эпизодов, связанных с Робертом. Вот как это было. В одной из встреч он меня попросил дать свое мнение о возможном применении в США достижений в сверхпроводимости, а именно, в той области, где я как раз и проводил свои научные работы. Это задело мое самолюбие и я ему уже во время следующей встречи рассказал о том, как я вижу практическое использование явления сверхпроводимости в нашей повседневной жизни. Я ему рассказал, что в практическом применении возможно будет создание сверхскоростного поезда на сверхпроводящей магнитной подушке. Это могли быть поезда, соединяющие Вашингтон и Нью-Йорк, Лос-Анжелес и Сан-Диего, Сан-Франциско и Силиконовую долину. Роберт сказал, что это очень понравилось его знакомому бизнесмену. Роберт, как дилетант в этом вопросе, очень просил меня эти предложения изложить на бумаге и передать ему для своего знакомого. Роберт намекнул, что его знакомый отблагодарит меня за это. Тут уж я смекнул, что все это как-то дурно пахнет, хотя такого рода информация не была никаким ни для кого секретом. Однако, я подумал, что сам факт передачи моей рукописной бумаги ему от меня мог бы быть истолкован по-разному, в том числе и не в мою пользу. Тем более, что это предложение последовало после его секретной фотосессии со мной в Новом Орлеане. Я сначала наотрез отказался ему что-либо передавать. Но он упорно настаивал, вплоть до того, что это очень и очень много значит, и я, как его хороший друг, должен ему помочь. Тогда у меня созрел план. Если это действительно носит личный характер, то можно будет и написать такую бумажку под копирку — один экземпляр для него, а другой для меня. Поначалу я хотел отдать эту написанную мной бумагу в его машине. Но он сказал, что лучше это сделать как обычно в небольшом ресторане вблизи университета, где я работал. Хотя мы не раз встречались с ним в ресторанчиках, но в данном случае эта его просьба показалась мне весьма подозрительной. Он продолжал настаивать на своем, и я поддался и согласился с ним встретиться в ресторанчике и передать ему то, что он просит. Но при этом я решил подстраховаться. У меня были хорошие дружеские отношения с одной студенческой парой. Это была Вика из русской эмигрантской среды еще первой волны, и ее жених — австралийский простой парень Петер, который наряду с геологией изучал русский язык в хьюстонском университете. Они оба глубоко симпатизировали СССР и имели убеждения социалистического толка. Я с ними был откровенен и попросил их мне помочь разобраться с Робертом. Я договорился с ними, что они придут в этот ресторанчик за полчаса до моей встречи с Робертом. Если в ресторане будет всё как обычно, они дадут мне об этом знать. Заодно, они были бы независимыми свидетелями моей приватной встречи с Робертом. Если будет что-то подозрительное, то они дадут мне знать условным знаком, и я вообще не буду ничего передавать Роберту. И вот как это было. Мы с Робертом вошли в ресторан, сели за столик, сделали заказ и я увидел от своих друзей студентов условный знак опасности. В соответствии с этим я внезапно и категорически отказался что-либо передавать Роберту. Он сначала меня уговаривал, а потом, поняв безнадежность ситуации, разозлился и резко закончил нашу встречу. В общем, мы разругались вдрыск. После выхода из ресторана я даже не стал садиться в его автомашину и пошел прочь пешком на свой факультет. Благо, что этот ресторанчик был рядом с университетом. Через пару часов я встретился с моими юными друзьями в условленном месте университета и они мне поведали, что все было подстроено под мою встречу с Робертом. Во-первых, моих юных друзей попросили сесть за столик, который был в глубине зала, хотя пару уютных столиков у окна были свободны. Во-вторых, в холле ресторана они увидели молодого человека, который возился с фотоаппаратурой, явно намереваясь что-то снимать в ресторане. Из холла хорошо просматривались незанятые два столика у окна, куда мы с Робертом потом и сели. В третьих, когда мы c Робертом сели за столик, тот молодой человек в холле явно нацелил свою технику на наш столик. Но всего этого я видеть не мог, так как сидел спиной к холлу. Но это видели мои друзья и поэтому сделали мне знак опасности. После этого события в ресторане мне стало ясно, что меня «разрабатывают» и, возможно, ведут к вербовке. После этого случая в ресторане я стал весьма осторожным и старался только формально поддерживать наши отношения, но, правда, и не избегал встреч с Робертом. Спустя некоторое время в качестве примирения Роберт пригласил меня и моего коллегу Александра в местную филармонию на концерт симфонической музыки, где в программе были два знаменитых концерта Рахманинова. От такого предложения я отказаться был не в силах, так как Рахманинов мой любимый композитор. На концерте было видно, что слушание классической музыки ему в тягость, но работа есть работа. Однако, все равно я ждал чего-то неприятного для меня от Роберта, который, общаясь со мной, явно действовал по указке от «хозяев» из ФБР. После моего рассказа о встречах с Робертом Мартынов на словах подтвердил мои опасения. Он также сказал мне, что контакты с Робертом надо прекратить. Потом по его просьбе я познакомил Мартынова с Викой и Петером. Вот теперь, спустя много лет, я понимаю, что это я сделал совершенно напрасно. После моего отъезда у Вики были большие неприятности по линии ФБР. Ей под различными предлогами даже не хотели выдавать диплом об окончании геологического факультета Хьюстонского университета. В конце концов через полгода его выдали с условием выезда из США, что Вика и Петер и сделали: поженились и уехали в Австралию, а затем в Папуа-Новую Гвинею, где и стали работать по своей специальности.

Мартынов мне пояснил, что ФБР со мной может перейти к активным действиям, а каким, трудно сейчас предположить. На всякий случай он предложил план, как в случае реальной опасности мне исчезнуть из Хьюстона и попасть в Советское посольство в Вашингтоне, а там уже меня в обиду никто не даст. План такой: я появляюсь в аэропорту за 15 минут до вылета самолета в Вашингтон, имея авиабилет с открытой датой. В аэропорт я добираюсь на своей старенькой «Тойоте», которую мы полгода назад купили на двоих с Александром Ефремовым. Он меня отвозит и возвращается назад. Я пребываю в Вашингтон, звоню в Посольство и меня быстро забирают к себе. Ну прямо шпионский детектив! Ну, что делать — почти влип в историю, но, главное, как из нее выйти без потерь и трагедий.

После отъезда Мартынова я, как мы договорились, прервал всякие отношения с Робертом, но чувствовал, что все-таки что-то плохое должно произойти. Ещё перед началом стажировки нам стажерам в Посольстве рассказывали о провокациях, которые имели место с нашими стажерами в прошлые года. Самая простая и надежная провокация — это тайное подкладывание каких-то вещей на выходе из универсама, а затем, служба охраны универсама устраивала скандал, вызывали полицию, которая первым делом одевала на подозреваемого наручники, тут же случайно оказывался фотограф, затем пресса подхватывала и раздувала историю о краже из универсама советским стажером до нужного размера. Грубо! А вот популярная в своем роде провокация потоньше. Вас приглашают в гости, потом вдруг вы оказываетесь в одной из комнат наедине с женщиной, которая затем инсценирует сексуальные приставания. Опять откуда ни возьмись появляется фотограф и история выплескивается на страницы прессы или становится предметом шантажа. Советский стажер, дома отличный семьянин, а в Америке оказался почти сексуальным маньяком! А вот история, которая произошла с нашим предшественником по стажировке Вячеславом Кумыковом — его квартиру обокрали. Были приняты все меры по поиску вора, даже вроде бы его поймали. Пропажу всех вещей Вячеславу компенсировали деньгами. Сразу же появились «добрые» дяденьки, которые приняли самое чуткое участие в случившимся ЧП Вячеслава. Я уверен, что это ограбление было инспирировано американцами. И нам, стажерам хьюстонского университета, за две недели до вылета на Родину спецслужбы все-таки попытались подсунуть «свинью» в знак нашей неблагодарности за все их тщетные усилия по вербовке. Вот как всё это было. Нас троих стажеров (в последние три месяца к нам присоединился Владимир Серебряков и мы втроем жили и работали вместе). Вот также и нас троих пригласили в ресторан отметить наш будущий отъезд из США. Пригласили нас друзья, которых мы уже хорошо знали, в том числе там были мои друзья — студенты Вика и Петер. Но дальше события разворачивались как-то странно. Вика и Петер ушли через час, ушел еще один наш общий знакомый, а мы вынуждены были сидеть, так как нас привез на своей машине наш друг Алекс. Он был намного старше нас, подкупал нас своими знаниями по истории Второй мировой войны. Он был глуховат, но всегда был благодушен. Главное, что пока он сидит за столом, должны и мы сидеть. Потом к нашему столу присоединились несколько человек из бывших русских, которых мы как-то видели в иммигрантской среде Хьюстона за время стажировки. Пошли бесконечные тосты в преддверии нашего скорого отъезда, мы поддерживали веселый дух создавшейся компании. Вдруг мексиканец (по внешнему виду) захотел выпить за дружбу с СССР почему-то со мной, да еще на брудершафт. В руках у него был большая кружка пива. Хотя я до этого момента пил как обычно водку, мне тут же налили свою кружку пива и мы выпили с ним за дружбу под одобрение двух компаний. Потом хозяин ресторана, выходец из Западной Украины, познакомил нас с певицей, которая в этом ресторане исполняла наряду с обычными американскими песнями и свои, западноукраинские. Далее она объявляет «белый» танец и приглашает меня на глазах у всей публики ресторана. Я труханул, но пошел танцевать. Опять выпили. Начинается музыка следующего танца и мои застольные друзья говорят, что теперь мне надо в ответ пригласить эту певицу на танец. Алекс как бы невзначай говорит мне, что за столиком вдали от нас сидит жених певицы. Я посмотрел на него, с ним были еще два друга, по внешнему виду «качки». Я пошел танцевать в ответ с певицей, В конце танца она поцеловала меня. Когда я возвращался за свой столик после танца, то увидел злое лицо жениха. Как молнией сверкнуло — будут бить! Я тихо-тихо сказал Александру и Владимиру: «Выходим быстро и одновременно по моему знаку вон из ресторана на улицу». Они мигом все поняли. Во время середины следующего музыкального номера я встал из-за стола, немого пошатываясь, и лениво направился в туалет вглубь ресторана. В тот же миг Александр и Владимир быстро встали и направились каждый своим путем к выходу из ресторана. Как только они достигли двери на улицу я круто развернулся и бегом вприпрыжку между столиков ресторана стремглав побежал на выход. Как только мы втроем оказались на улице вблизи машины Алекса, так сразу из ресторана выбежал красномордый жених и два его приятеля — качки, подбежали к нам, остановились, выругались и пошли назад. Видимо, драка без свидетелей не входила в их проплаченный спецслужбами сценарий. Спустя минут 5 -10 к нам вышел Алекс и как ни в чем не бывало, сел в машину и отвез нас домой. У себя дома мы поздравили друг друга ещё с одной маленькой победой над американскими спецами.

Когда мы прилетели из Хьюстона в Вашингтон, нас встретил Мартынов. Настроение у него было хорошим. Он нас с Александром пригласил на просмотр кинофильма «Калигула». «Такого фильма вы едва ли скоро увидите в СССР», — сказал он. После кино он пригласил нас к себе домой на ужин, познакомил со своей женой. Она была старше его, держалась немного суховато, молчаливо, но все же в роли хозяйки довольно приветливо. После ужина Мартынов показал свою большую коллекцию фарфоровых тарелок с гербами университетов США. Вообще-то он держался таким сытым и всем довольным барином. Годовая стажировка нашего небольшого коллектива из СССР прошла, видимо, удачно для всех — никто не стал перебежчиком. В последний день перед вылетом в СССР я спросил у Мартынова, могу ли я позвонить в Хьюстон из Посольства, так как долларов у меня на телефонный звонок уже не хватало, много истратил на сувениры. Он отвел меня в посольский бункер и я позвонил в Хьюстон Вике. Я поблагодарил ее за дружбу и помощь мне. Пригласил её в Москву…. и она спустя три года прилетела в Москву со своим мужем Петером и их двухгодовалым сыном. Но это уже другая история. В заключение так и хочется сакраментально спросить: «Кто Вы были, Валерий Мартынов — друг или враг?» Ответ очевиден.

Спустя несколько лет в Москве я узнал о его разоблачении и о его трагической судьбе — судьбе двойного агента Валерия Мартынова. Рассказал мне мой друг Владимир Серебряков, который после нашей совместной стажировки в Хьюстоне остался работать по договору в университете штата Вайоминг сначала временно, а потом и на постоянной основе.

Тогда-то мне стало понятно, почему я первые несколько лет по возвращению из США был «невыездным» из СССР и одновременно невъездным в США (мне несколько раз отказывали в американской визе). Но потом все-же только спустя около 5-ти лет меня стали выпускать из СССР в капстраны и только спустя около 10 лет ограничения от ФБР с меня, видимо, были сняты и я еще два раза побывал в США сначала как турист, а затем и в составе российской делегации как участник международной конференции по сотрудичеству на Аляске в Анкоридже.

ПОСЛЕСЛОВИЕ.

По материалам этих моих воспоминаний была опубликована статья Кирилла Оживара в еженедельном выпуске газеты «Вечерняя Москва» (№23 от 12-19 июня 2014 г.) под названием: «Тень двойного агента. История неудачной вербовки». В том же номере газеты ее редакция попросила прокомментировать эту статью одного из ветеранов советской контрразведки, который тридцать пять лет назад занимался делом Мартынова. Фамилию свою контрразведчик просил не называть. Вот его комментарий:

«Скорее всего, такое повышенное внимание со стороны спецслужб США к нашему молодому ученому объяснялось тем, что именно предатель навел на него фэбээровцев. Цели могли быть разными. Вынудить парня стать невозвращенцем. Сделать его своим источником. Просто скомпрометировать… При этом Мартынов, будучи двойным агентом, сам попал в сложное положение. С одной стороны, являясь офицером резидентуры КГБ, он был обязан сделать все для того, чтобы максимально обезопасить пребывание молодого ученого на территории США. А как агент ФБР он выполнял рекомендации своих вашингтонских хозяев. Хорошо, что эта история завершилась благополучно для Федора Склокина, чего нельзя сказать о судьбах других людей, поломанных по вине предателя.»

А годом раньше этот же журналист (Кирилл Оживар) в еженедельном выпуске газеты «Вечерняя Москва» (от 12 июня 2013 г.) опубликовал материал о судьбе Мартынова. Оказалось, что эта история была одной из самых интригующих историй в летописи противостояний советских и американских спецслужб. В материале речь шла о разоблачении завербованного фэбээровцами офицера (полковника) КГБ Валерия Мартынова и о том, какая хитроумная комбинация была придумана в вашингтонской резидентуре для переправки предателя на родину, где его предали суду и расстреляли. Кто же он был и как так получилось, что он стал двойным агентом. Вот несколько фактов о Мартынове, проясняющих ситуацию, которые приводятся в этом материале Кирилла Оживара:

«В начале 80-х Мартынов работал за океаном по линии «Х» (научно-техническая разведка). Он был молод, амбициозен и за несколько лет трудов на ниве шпионажа показал великолепные результаты. Увы… Как выяснила наша контрразведка, его почти в самом начале американской командировке подцепили на свою приманку ушлые ребята из ФБР. И соскочить с этого крючка Мартынов уже не смог, все дальше погружаясь в пучину двойной игры. А наживкой были те самые, якобы, секретные материалы закрытой научно-технической информации, за которые он даже получил орден Красной звезды. Вначале он полагал, что его новый друг американец делал это из любви к СССР. Затем, когда эта наживка уже была проглочена, Мартынову цинично сказали: ты братец, работал с подставой. Ему бы бедному, надо было бы прибежать к нашему резиденту и покаяться, глядишь, и прости ли бы. Ну, орден бы отобрали, ну, домой отозвали… Сколько было таких случаев в истории противостояния спецслужб и ничего… И вот новые хозяева из ФБР тоже были довольны: Мартынов приносил им нужную информацию о работе резидентуры, заложил всех своих коллег, давал наводки на советских граждан, которые могли бы стать потенциальными предателями.»

Как же удалось обнаружить предателя? Привожу выдержку из того же материала Кирилла Оживара:

« В 1985 году свои услуги советской разведке предложил Олдрич Эймс, занимавший ответственный пост в том подразделении ЦРУ, которое отвечало за СССР и страны восточного блока. И когда его предложение было принято, а детали сотрудничества обговорены (деньги и при том немалые!), то первым делом Эймс назвал нескольких двойных агентов из числа работников КГБ. И в том числе — Валерия Мартынова, что было как гром среди ясного неба. Но были сомнения, которые исчезли, когда другой сотрудник ФБР Роберт Хансен в своем письме, подброшенном в наше Посольство, тоже подтвердил, что Мартынов — двойной агент.»

В заключение скажу, что после моего возвращения в Москву меня еще много раз, мягко выражаясь, приглашали на Лубянку, подробно расспрашивали о моей несостоявшейся вербовке, о моих контактах с Мартыновым. Тогда в Москве я был еще в полном неведении о том, что я на самом деле общался с реальным двойным агентом. Хорошо, что вся эта история уже в далеком прошлом и закончилась она для меня без драматических последствий.

Автор Федор Склокин