СЛОВО О ГРАДЕ ПИТЕРЕ — La Chanson de Peterbourg

Название «Санкт-Петербург» означает «Город Святого Петра».

Так как современный литературный русский язык начинается с Александра Пушкина, «Слово о Граде Питере» я хочу начать с Пушкинского « Медного всадника ».

Какая дума на челе,
Какая сила в нём сокрыта!
А в сём коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?

(Пушкин А. С. Медный всадник — 1833)

При создании проекта памятника многие видели фигуру Петра в окружении аллегорий Благоразумия, Трудолюбия, Правосудия и Победы. Пётр изображается скульптором Фальконе как законодатель и цивилизатор. Центральная аллегория касается величия Петра Первого — основателя города-окна в Европу, заложившего политическое и административное будущее России.

В первой части текста Пушкин выражает свою безграничную любовь к Питеру. Позднее Евгений, одолеваемый водами Невы, приходит жаловаться бронзовому коню — аллегория вторая. Ответа от памятника Евгений не получает, а когда он чувствует, что конь движется, текст становится фантастическим.

«И вдруг он начал бежать. Ему показалось.
    Что грозный царь
    пылал внезапным гневом,
    Лицо его нежно преобразилось…
    И по пустой площади
    Он бежал и слышал за собою
    Как раскаты грома,
    Долгий, звучный галоп
    По вибрирующей мостовой.
    И освещенный бледной луной,
    Руки подняты к небу,
    Бронзовый всадник преследует
    На коне со звучным галопом.
    И всю ночь напролет бедный дурак,
    Куда бы ни вели его шаги,
    Преследовал бронзовый всадник
    В тяжелом галопе.

Александр Сергеевич Пушкин Сочинения в 6 томах, том 3 стр.182.     Издательство «Правда» — Москва — 1963 г.

В свою очередь, не менее талантливый Николай Гоголь продолжает сюжет о Петербурге  своими « Петербургскими рассказами ». Особенно это чувствуется в повестях « Нос » и в « Шинели ».  Мы снова имеем дело с аллегорией медного всадника, то есть с фантастикой. Она у обоих авторов изначально прячется в реальных вещах, а потом вдруг неожиданным образом проявляется и оживает.

Казанский собор Сюда ходил молиться Нос!

Казанский собор

И это становится характерной чертой города Питера.

В 1866 году в журнале «Русский вестник» был опубликован роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание».  Это была обычная для XIX века «сериальная» модель публикации крупных произведений. Сотрудничество было взаимовыгодным: Достоевский избавлялся от долгов, а «Русский вестник» получал известного автора — что прекрасно сказалось на его тираже. В следующем году роман выходит отдельным изданием. Роман быстро стал пользоваться огромным успехом. В нем была интересная особенность: вокруг двух главных героев, Раскольникова — бедного студента, возомнившего себя сверхчеловеком, и Соней — юной проститутки, но тем не менее, с чистой душой, пытавшейся спасти Раскольникова, действуют еще 17 персонажей «второго ранга», но отнюдь не второстепенных.
И, конечно, Петербург, без которого ничто не имело бы такой глубины.

Памятник Достоевскому

«Преступление и наказание» считается первым в истории литературы психологическим романом. С этим мало кто спорит. Но великий историк и теоретик литературы Михаил Бахтин отстаивает идею о том, что «Преступление и наказание» — это полифонический роман, принципиально нового жанра. Полифонический роман – жанр, придуманный Ф.М. Достоевским, где персонажи обладают «многоголосием». Существующие персонажи настолько многогранны, что полифония достигается не только в диалогах между героями, но и у них в мыслях. Более того автор не раскрывает свою позицию полностью с помощью полифонии, тем самым избегает однобокости. Манера вести расследования у Порфирия — чистая фантастика. Она является литературным «брилиантом».

Роман Достоевского имел всемирный резонанс: он был переведен на большинство языков мира, в том числе был десяток французских переводов с 1884 по 2016 год (!) и столько же экранизаций романа с 1910 по 2012 год. Анализ Бахтина, очевидно, менее известен за пределами академического мира.

На рубеже 20-го века публикуется роман Андрея Белого « Петербург ». Он часто считаеться первым полифоническим романом в истории мировой литературы. На самом деле полифония у него идет дальше, чем у Достоевского.

В « Петербурге » главным героем является город. Но не только город сам по себе, ещё также важна атмосфера в городе  — это тоже действующее  лицо романа вместе со слухами, идущими по городу. И, наконец, люди, которые гуляют по городу, каждый в своём направлении и по своим делам. А когда их два, или три человека, то они часто сидят в подвалах или за столиками какого-либо кафе в атмосфере неопределённой смутной угрозы. Кроме того, на заднем плане виден жёлтый свет, который связан с морским разгромом в Цусиме в 1905. Формально, части романа чередуются друг с другом без определенной концовки, рассказ развеивается… как наши дни при закате.
Роман имел большой успех в России. Многие писатели и литературоведы считали, что он оказал важное значение на эволюцию русского литературного языка 20-30 годов начала 20-го века.

Мы здесь заканчиваем «Слово о Граде Питере»  революцией 17-го года и переходим к Советскому периоду.

В 1925 появляется фантастическо-сатиристический роман Алексея Толстого « Гиперболоид инженера Гарина ». Фантастика здесь научного типа: Некий инженер Гарин изобрёл аппарат, который производит огромную световую энергию,  способную разрушать любые преграды, и управляемую двумя гиперболоидными отражателями. В настоящее время все сразу думают о лазере, но, в отличие от него, указанный в книге «гиперболоид» не являлся источником вынужденного когерентного излучения! В 30-е годы все это было исключительно фантастикой. Этот гиперболоид был придуман для того, чтобы бурить под землёй в Оливиновом поясе, где содержится железо, оливин, никель (метеориты) и, разумеется, золото. Здесь — полная фантастика: Оливиновый слой не существует, хотя полупрозрачный минерал оливин в природе есть, и иногда он используется в качестве драгоценного камня под названием перидот (péridot, французское слово, обозначающее оливин). Тем не менее придуманный гиперболоид оказался оружием страшным… Фантастика с приключениями в романе продолжается в области торговли и политики.  Гарин связывается с американскими фирмами, уезжает за границу, и т.д и т.п. Все, как  в реальном мире.
Вы спросите, при чем тут Питер? Основные действия романа  происходят не за рубежом, а в Санкт-Петербурге. Судьба романа довольно сложна. От 1934 до 1936 роман подвергался многочисленным изменениям: текстовым, редакционным, исчезали отдельные части, была сделана попытка превратить роман в детский, но с сохранением нескольких « взрослых » частей! и т.д. Видимо, по приказу Литературного Управления.

Невский проспект	Магазин Зингер на Невском
Один из четырёх коней Клодта на Аничковом мосту	Набережная Фонтанки на перекрестке с Невским

Литературные формы, которые встречались так удачно ранее в вышеперечисленных произведениях первой части, уже не имеют место в литературе сталинского периода. И они исчезли достаточно надолго, чтобы не вернуться сразу, увы..

Чуть позже появляется военный роман Николая Чуковского « Небо Балтики ». Главный герой — пилот чайки (И-16, истребитель 30-х годов, первые серии которого были с открытой кабиной!

Истребитель И-16 в полете

Представьте, как было пилоту над Питером на высоте нескольких тысяч метров при — 40-50° в условиях воздушных боёв. Тем не менее, этим пилотам удалось нанести люфтваффе такие удары, что воздушные налёты на город прекратились и их заменили артиллерийскими обстрелами. * Другой герой романа — питерское голодающее население; люди, которые сумели производить Т-34. Танки из ворот цехов шли прямо на фронт, поблизости. Когда я встречался с людьми, пережившими Блокаду, у меня бежали мурашки по спине. И еще сейчас, 40 лет спустя, бегут!

*Оказалось, что немецкий синтетический бензин плохо работал при морозе 18-20º! »   Но это другая история…

Девушки на Невском у Фонтанки

На тротуаре Кузнечного переулка предлагают свои продукты

Апраксин двор

Здесь продается свое производство

Грифон на банковском мосту на канале Грибоедова

На улице Ломоносова, в Кафе Бэдди/Buddy

Я съездил в Питер 4 года назад, чтобы устроить дочь на годовую учёбу в Высшей Экономической Школе, что считалось для неё  четвёртым годом обучения в Высшей Парижской Школе Политических Наук (Sciences-Po Paris). До сих пор у меня сохранились  воспоминания о городе с низкими силуэтами на Неве, в котором царят нежные оттенки, а не резкие цвета. О городе  скромной, но тем не менее ошеломляющей красоты с полуподвальными кафе, окна которых выходят  и смотрят на ботинки прохожих  Но и, конечно, главное — с  дворцами, музеями и с грандиозной Дворцовой Площадью.

Дворцовая площадь и Эрмитаж

Дворцовая площадь и арка Генштаба.

Нeва весной с Биржевого моста

Петропавловская крепость — Шпиль собора

Воскресенский Смольный Собор

Питер — магический город, в первую очередь благодаря своему архитектурному единству и гармонии. А также благодаря своим жителям. Я бы отметил их определенный вкус к эстетике, конкретно к одежде, и при этом бросающуюся в глаза развязность молодёжи  в центральной части города, включая Петроградскую сторону.

La Chanson de Peterbourg

Comme la langue russe littéraire moderne commence avec Alexandre Pouchkine, «La Chanson de la ville de Pierre le Grand» commence avec «Le cavalier de bronze» de Pouchkine.

« Quelle pensée as-tu dans la tête, 

Quelle force est-elle tapie en elle,

Et dans cette monture quelle fougue !  

 Où galopes-tu fière monture ?     

 Et où posera-tu tes sabots ?   »                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                               Alexandre Serguéïevitch Pouchkine (Le cavalier de bronze — 1833)

L’allégorie centrale sur la grandeur de Pierre Premier, fondateur de la ville-fenêtre sur l’Europe, qui a organisé l’avenir politique et administratif de la Russie. Dans la première partie du texte Pouchkine dit tout son amour pour Piter, son amour sans limite. Plus loin Eugène, maltraité par les eaux de la Néva, vient se plaindre au cheval de bronze, allégorie de la ville. Eugène ne reçoit pas de réponse du monument et lorsqu’Eugène sent le cheval bouger, le texte devient fantastique.

«  Et soudain il se mit à courir. Il lui avait semblé
Que le terrible tsar,
Brûlait d’une colère brusque,
Le visage doucement transformé…
Et par la place vide
Il court et entend derrière lui
Comme un grondement de tonnerre,
Un long galop sonore
Qui parcourt la chaussée vibrante.
Et éclairé par la lune blême,
Le bras dressé vers les cieux,
Le poursuit le cavalier de bronze
Sur le coursier au galop sonore.
Et toute la nuit le pauvre fou,
Où que portent ses pas,
Etait poursuivi par le cavalier de bronze
Au lourd galop. »
Alexandre Serguéievitch Pouchkine  (Edition en 6 volumes -Moscou 1963. T.3 p 182)

À son tour, le tout aussi talentueux Nikolaï Gogol continue de tisser cette dualité avec ses » Récits de Pétersbourg». Dans «Le Nez» et «Le Manteau» en particulier, nous avons à nouveau affaire à l’allégorie du cavalier de bronze, c’est-à-dire au fantastique.

Chez ces deux auteurs, la fiction se cache dans des choses très réelles et apparaît soudainement sous la forme d’une image inattendue.
Et cela devient un trait caractéristique de la ville de Piter.

En 1866 « Crime et Châtiment » de Fiodor Dostoïevski parait en feuilleton et en édition séparé l’ année suivante.
Très vite le roman rencontre un très grand succès. Il offre une particularité nouvelle : autour des deux personnages principaux, que sont Raskolnikov, l’étudiant pauvre qui se pense surhomme et Sonia la jeune prostituée néanmoins pure qui tente de sauver Raskolnikov, se pressent 17 autres personnages « secondaires », mais pas mineurs pour autant. Et bien sûr, Peterbourg, sans laquelle rien n’aurait la même épaisseur.

Crime et Châtiment est considéré comme le premier roman psychologique de l’histoire de la littérature. C’est assez peu contestable.
Mais l’historien et théoricien de la littérature Mikhaïl Bakhtine défend l’idée que Crime et Châtiment est un roman polyphonique, d’un genre fondamentalement nouveau.
Le roman de Dostoïevski aura un retentissement mondial : il fera l’objet de traductions dans la plupart des langues écrites du monde, dont une dizaine en français entre 1884 et 2016 (!), et autant d’adaptations cinématographiques entre 1910 et 2012.
L’analyse de Bakhtine est évidemment moins connue en dehors du monde universitaire.

À l’aube du XXe siècle, Andrei Biély publie son roman «Petersburg». Il s’agit du premier roman polyphonique de l’histoire de la littérature mondiale. Concrètement, l’aspect polyphonique y est beaucoup plus poussé que chez Dostoïevski. Le seul personnage central est la ville. Mais pas seulement, car l’atmosphère de la ville est aussi un personnage, de même que les rumeurs qui circulent dans la ville. Et enfin les gens qui la traversent, chacun allant dans sa propre direction, pour ses propres affaires. Et quand ils sont deux ou trois, ils s’assoient dans les sous-sols de cafés indéfinis, à des tables aussi indéfinies que possible, dans une atmosphère de menace vague et indéterminée. En outre, une lumière jaune règne à l’arrière-plan de tout cela, liée à la défaite navale de Tsou Shima en 1905. Sur le plan formel, les chapitres se succèdent sans fin précise, l’histoire se dilue… comme le jour, au coucher du soleil.
Le roman a connu un grand succès en Russie. De nombreux écrivains et spécialistes de la littérature estiment qu’il a joué un rôle majeur dans l’évolution de la langue littéraire russe au cours des 20-30 années du début du 20e siècle.

Nous terminerons ici la Chanson de la ville avant la révolution de 1917.

En 1925 paraît le roman de science-fiction d’Alexei Tolstoï «L’hyperboloïde de l’ingénieur Garine». La fiction est ici de type scientifique : un certain ingénieur Garine a inventé un appareil qui produit une énorme énergie lumineuse, dirigée à l’aide de deux réflecteurs hyperboliques. Aujourd’hui, on pense immédiatement à un laser ! Dans les années 1930, c’était purement fantastique. Cet hyperboloïde a été inventé pour aller chercher sous terre, dans la couche d'»olivine», différents minerais dont, bien sûr, de l’or. Il s’agit là d’une véritable fiction : l’olivine n’existe pas. La fiction se poursuit avec l’ajout d’éléments de type commercial… et politique. Garine, idividu assez interlope, s’associe à des firmes américaines, part à l’étranger, etc. etc. etc. Le tout dans un monde pleinement réel.
Qu’est-ce que Piter vient faire là-dedans ? Toute l’action qui ne se déroule pas à l’étranger se situe à Piter.
Le destin du roman est assez complexe. De 1934 à 1936, le roman a subi plusieurs changements : modifications textuelles, disparition de certaines parties, transformation du roman en un roman pour enfants, mais avec le maintien de plusieurs parties «adultes» !
Apparemment sur ordre de la Direction littéraire.

Les formes littéraires qui ont connu un tel succès dans les œuvres évoquées dans la première partie n’ont plus cours dans la littérature de la période stalinienne. Et elles ont disparu suffisamment longtemps pour ne pas revenir immédiatement par la suite, hélas.

Plus tard paraît le roman de guerre de Nikolaï Tchoukovski «Le ciel de la Baltique». Le personnage central est pilote dе I-16, un avion de chasse des années 30, dont la première série avait un cockpit ouvert ! Imaginez la situation du pilote au-dessus de Saint-Pétersbourg, à plusieurs milliers de mètres d’altitude, par — 40-50°, dans les conditions de combat aérien. Néanmoins, ces pilotes parvinrent à porter à la Luftwaffe de tels coups que les raids aériens cessèrent et furent remplacés par des tirs d’artillerie. *
Un autre héros du roman est la population affamée de Saint-Pétersbourg, celle qui a tenu malgré tout, qui a réussi à produire des T-34. Ceux qui sortaient des ateliers allaient directement au front, tout près. Lorsque j’ai rencontré des personnes qui avaient survécu au blocus, j’en ai eu la chair de poule. Et même aujourd’hui, 40 ans plus tard, c’est toujours le cas !
Je suis allé à Piter il y a 4 ans pour organiser l’année d’études de ma fille à l’Ecole Supérieure d’Economie de Saint Petersbourg qui comptait comme 4ème année d’études à Sciences-Po Paris. Et j’ai retrouvé le souvenir d’une ville à la silhouette basse, au bord de la Neva, avec ses propres nuances de teintes plutôt que de couleurs. Avec sa beauté modeste mais néanmoins étourdissante. Avec ses cafés en demi sous-sol dont les fenêtres donnent sur les chaussures des passants. Mais aussi avec ses palais, avec sa grandiose Place des palais, entourée par l’Hermitage du côté de la Néva et le demi cercle de l’Etat Major du côté de la Perspective Nevski au sud.

*Il s’est avéré que l’essence synthétique allemande avait un mauvais rendement quand la température descendait à — 18-20º !

Piter est une ville magique, tout d’abord par son unité architecturale, synonyme d’harmonie. Mais aussi par sa population. Je soulignerais son goût certain pour l’esthétique, notamment vestimentaire, et la gouaille évidente des jeunes dans la partie centrale de la ville, y compris du Côté de Petrograd.