ТИХИЙ ОТСВЕТ РЕНЕССАНСА

Осенними вечерами солнце Рима излучает тот самый свет, которым пронизаны пейзажи Эпохи Возрождения

Рим ноги любит

Туристы в Риме по большей части, как мне показалось, сами итальянцы. Открытые, жизнерадостные. В моем отеле на окраине Вечного города слышалась главным образом здешняя речь. Как, впрочем, и в главных туристических местах Рима. И взрослые, и дети из разных уголков страны всегда готовы удивляться, ликовать и бурно обсуждать друг с другом какой-нибудь шедевр архитектуры — или, наоборот, совершенно непримечательный (с моей точки зрения) фонтан во дворике.

Где бы ни жил итальянец, в Риме он должен побывать обязательно. Хоть раз на своем веку. Вопреки устоявшемуся мнению, далеко не все итальянцы едут сюда, чтобы посетить главные католические храмы – базилику Святого Петра, церковь Санта-Мария-Маджоре или собор Святого Климента. Вовсе нет. Влюбленные со всех концов страны спешат к фонтану Треви – скрепить свои чувства клятвами верности под вековой шум воды; ценители искусства наслаждаются лицезрением архитектурных шедевров.

За завтраком в отеле я сидел рядом с небольшой компанией: мальчик лет шести с мамой и тетей. Приехали из небольшого сицилийского местечка. Женщины и раньше бывали в Риме, но на этот раз поехали ради сына и племянника – пора приобщить его к древней истории «Царицы мира», «Родины всех земель» — так итальянцы издревле называют свою страну. А где же это лучше всего сделать, как не в Вечном городе?

— Нас тоже примерно в его возрасте впервые привозили в Рим родители, — говорили мне сестры.

Ушедшими тысячелетиями овеяна даже городская топонимика. В Ватикан едешь до станции метро «Октавиани» — она, как и широкая улица, ведущая прямиком к базилике Святого Петра, названа в честь того самого Октавиана Августа, хитрющего и циничного основателя Римской Империи. Выбираю маршрут позаковыристей, сворачиваю на улицу Юлия Цезаря — тем более, что этот деятель, перешедший Рубикон, мне как-то симпатичней. А в Риме чтут память обоих. Наверное, есть и улица Юния Брута? Оказывается, есть — тут же, совсем рядом. Топонимика примиряет убийц и убиенных.  

Итальянцы уважают свою историю такой, какой она была. Вот и всё. Правда, улицы Бенито Муссолини в Риме все-таки нет. Хотя…

49-летняя внучка фашистского диктатора (и племянница Софи Лорен) Ракель Муссолини – депутат Римского горсовета с 2016 года, а ее старшая сестра Александра много лет была членом итальянского парламента. Тетя Софи в свое время полагала, что ее племянницы, как все нормальные девушки, мечтают сниматься в кино, пыталась помочь им в этом, но сестер (о ужас!) влекла общественная деятельность.  

           «Человек важнее фамилии и даже внешнего сходства с каким-нибудь своим одиозным предком», — сказал мне на это сосед по отелю, Паоло из Тосканы.

           А таблички на перекрестках продолжают впечатлять: вот Виа Катона Старшего, того самого, что две с лишним тысячи лет назад твердил в Сенате одно и то же: «Карфаген должен быть разрушен!» Тем и прославился на века, улицу, видите ли, в честь него назвали.

Водопой для чаек

Наконец-то скамейки на пути… Это маленькая площадь имени бога Квиринуса – в него, согласно легенде, превратился Ромул, основатель Рима.  Здесь веет прохладой от фонтана Кариатид – он в виде чаши, которую поддерживают сидящие на корточках голые женщины. Каменные, конечно. В 1928 году, с появлением этой «обнаженки», разразился скандал, главу района уволили за пропаганду безнравственности. А фонтан остался, струит свои воды по сей день. Слыхал я, что в недрах под сооружением – целебный источник, потому и вода в чаше – исключительно свежая, чистая, хоть черпай да пей.

И хотел было я наполнить пластиковую бутылку, да тут вдруг с шумом приводнились в чаше две большущие чайки — плещутся, пьют, прочищают горлышко. Живут, видно, поблизости, у донельзя обмелевшего Тибра, где плоскодонные кораблики, больше смахивающие на баржи, еле-еле тарахтят вдоль берега, полные восторженных туристов. Водица в Тибре, прямо скажем, с тухлинкой, вот и повадились пернатые супруги прилетать к фонтану Кариатид на помывку и водопой.

«Спасибо, что предупредили», — бурчу я и прячу пустую ёмкость в сумку. Рядом, на церкви святого Иоакима, мягким звоном бьют часы. Пора идти дальше. А в скверике меж тем начинается оживление – настало время обеденного перерыва в близлежащих конторах. Брать бургеры навынос в римских кафе – чуть не вполовину дешевле, а еще лучше — бутерброды из дома. Вот и тянутся служащие с пакетами и ланч-боксами к скамьям у фонтана.

Душа просит праздника

Не доходя до замка Святого Ангела – типичная римская пивнушка. Дешевизной так и несет из открытой двери заведенья. Распаренные посетители с пивными бокалами вываливаются из душного, темного и тесного зала на улицу. Воскресенье, день питейный! Тут сплошь люди средних лет, они то и дело разражаются дружным хохотом, женщин едва ли не больше, чем мужчин. Ни дать ни взять, сельская гулянка, разве что гармошки не хватает.

А вот молодежи среди накачивающихся пивом аборигенов что-то не заметно. Слыхал, что итальянские юноши (о девушках вообще речь не идет!) стыдятся в присутствии старших пить хмельное. Тянут пиво и всякие шипучки где-нибудь в скверах под пиниями – здешними соснами с густой плоской кроной. Или на бережку Тибра — благо полиция смотрит на это сквозь пальцы. Как, впрочем, и на многое другое.

Например, к бомжам блюстители закона в Риме относятся если не с симпатией, то — с равнодушием или даже сочувствием. Никто не гонит обездоленных людей с насиженных (налёженных?) мест. У центральной станции «Термини» вереницей распластались на картонках нищие — идешь и буквально задеваешь их босые ступни. Это не Париж, где клошары давно изгнаны из-под мостов, а попрошайки у церкви Сакре-Кёр вынуждены маскироваться под «идейных»: мол, подайте на общество слепых, глухих, хромых и убогих, чающих именно вашего пожертвования. Нет, в Риме парии общества не скрывают, что опустились до милостыни: да, словно говорят они, я – нищий и бездомный, но я – человек! Не бывший, а нынешний. Такой, какой есть.

И никто не осмеливается их осуждать: как говорится, от сумы и от тюрьмы… Ведь итальянцы — народ суеверный.

Папа Франциск, открой бутылку!

Уже на дальних подступах к Ватикану начинаются сувенирные развалы со всякой всячиной. Табличка кричит: 1 евро! За эти деньги, например, можно купить магнитик в виде большой пивной пробки с различными вариантами портретов папы Франциска. «Папой» можно откупорить все ту же пивную бутылку – причем двумя способами. Понятно, что без дозволения понтифика подобные сувениры не могли бы появиться. Но всем известно также, что папа – человек легкий, с юмором относится и к себе, и к своей должности.

Казалось бы, римская церковь не стесняет людей чрезмерными запретами. Но в базилике Сан-Пьетро меня не пустили в придел святого Себастьяна – я в шортах, а к алтарю, по словам охранника, пускают «только для молитвы». Выходит, человек в шортах молиться заведомо не может?

Рядом со мной стоят в растерянности и переговариваются по-русски молодые супруги – оба, как и я, одеты в шорты. Дима и Наташа — из Иркутска, Наташа – учитель английского, а Дима… В общем, кем только не был за свои тридцать пять лет: и рок-музыкантом на Балхаше, и владельцем кафе на Байкале. Теперь вот переквалифицировался в айтишника. Подмигиваю:

— Айтишник – это синоним миллионера?

Дима пытается было протестовать, но подумав, говорит:

— А почему бы и нет, в конце концов? Вот возьму и стану!

Слово за слово — решаем пойти куда-нибудь на природу «посидеть». В магазинчике берем легендарное кьянти, кусок твердого сыра. Оппийский холм с его парком – отличное место для вечернего отдыха под соснами-пиниями, к тому же — с видом на Колизей: вот он, рукой подать. Да вот беда: лучшие места вокруг фонтана Нимф уже заняты, причем вовсе не нимфами и не наядами, а поселившимися тут бездомными. Доносится звон бутылок, радостная перебранка. Лениво бросает свой безучастный взгляд на это пиршество карабинер из медленно движущейся по парку патрульной машины. Пейте, мол, бомжики, радуйтесь жизни…

Больше руин Колизея и помпезных строений Ватикана, каскадов фонтана Треви и величественного Капитолия, поражает в Риме нечто иное. «Нетварное», как говорили наши предки. То, что я и не чаял увидеть наяву – тот мягкий, покойный «свет невечерний», исходящий с полотен Париса Бордоне, художника эпохи высокого и позднего Возрождения. Этот рассеянный свет на картинах пронизывает не только воздух, но и сосны с плоскими кронами, лица людей, стены замков… Давно смирился я с тем, что в наш век уж и солнце летнее, предзакатное, сияет людям по-другому – чуть жестче, что ли, прямолинейней. 

Ан нет, оказывается, осенними вечерами в Италии солнце шлет все те же лучи, что и на картинах Бордоне, а лица итальянок (не всех, конечно) впитывают этот свет с той же ласковой полудремой, с тонкой, блуждающей полуулыбкой, как на полотнах Леонардо. Ради одного только этого погружения в предзакатный свет Ренессанса стоило сюда ехать. Честное слово.

                                                              Александр АННИН.