Стихи на могиле Бродского

         Все началось очень неожиданно. Алексей Иванович, научный сотрудник одного из молдавских институтов, был поглощен работой над статьей, которая по существу подводила итог целого этапа его научной жизни.  Работа продвигалась не так быстро, как хотелось бы,  но воодушевляла автора. Получалась интересная статья. На многие вопросы, на которые до сих пор ответов не было, они вроде бы получались. Оставалось совсем немного для ее завершения. И в этот момент его озадачила жена, Анастасия Кирилловна,  сказав, что ее подруга Анна Васильевна предлагает  съездить на неделю в Венецию. Это никак не входило в планы Алексея Ивановича, но Анастасия Кирилловна была настойчива: “Понимаешь, Алеша, этот случай не следует упускать.  Внук Анны Васильевны Петя с его молодой женой Талочкой едут в Венецию вторично. Несколько месяцев тому назад они уже были там и так описывали поездку, что Анна Васильевна не выдержала и попросилась в случае, если они поедут снова, взять с собой и ее.  Но поскольку одной ей вместе с молодыми отправляться в это путешествие как-то не хочется, она предложила нам составить ей компанию.  Кроме того, это же поездка самолетом в Венецию, но low cost, за смешные деньги.  59 евро на человека туда и обратно. И Талочка имеет большой опыт не только в отыскании дешевых билетов, но подыщет нам приличную и дешевую гостиницу. Когда мы еще в столь экзотическое место на Земле смотаемся?”

         Доводы были, конечно же, веские. Но  быстро перестраиваться не было характерной чертой Алексея Ивановича. И чтобы  лучше себя настроить, он, конечно же, полез в Internet. Что там, в Венеции интересного,  кроме каналов, дворца дожей, площади Святого Марка? И неожиданно для себя обнаружил, что в Венеции похоронен Нобелевский лауреат поэт Иосиф Бродский. В последнее время с именем этого поэта у Алексея Ивановича был связан ряд переживаний и неожиданных для него открытий.

         Как-то он обнаружил на своем письменном столе распечатанное стихотворение Бродского “Мой народ”. Внизу стояла дата его написания — 1965 г. А над стихотворением было написано: “28 января умер Бродский. Вот стихи, которые составители его сборников упрямо игнорируют”. Оставил эти стихи на рабочем столе Алексея Ивановича его сотрудник Сергей Б.. Как потом он говорил, оставил случайно. Распечатал и забыл на столе Алексея Ивановича. Поэзию Бродского Алексей Иванович знал плохо. Кое-что читал, конечно, но не понимал, не чувствовал  образности своеобразной и не понимал философии. А эти стихи как бы пронзили его электрическим током:

                            Мой народ, терпеливый и добрый народ.

                            Пьющий, песни орущий, вперед

                            Устремленный, встающий – огромен и прост-

                            Выше звезд: в человеческий рост.

И принадлежали эти строки этническому иудею. Для Алексея Ивановича это было не настолько странно, но все же. Он был большой сторонник Тойнби и Хантингтона, апологетов цивилизационного подхода (развитие мировой Цивилизации через зарождение, расцвет и гибель цивилизаций). Особенно ярко он почувствовал это в прошлом году, когда они с Анастасией Кирилловной посетили Египет. На месте цивилизации,  оставившей после себя потрясающие образцы культуры,  ныне государство, в котором 30 миллионов абсолютно неграмотных людей. И согласно этому подходу определяющей в самоидентификации является прежде всего культурный код, не этнический, а культурный. Ведь каждая цивилизация – это прежде всего своя, отличная от других культура.

         Стихи эти отвечали еще на один вопрос, который волновал Алексея Ивановича. А что такое народ? И хотя практически во всех конституциях мира написано, что в демократическом государстве власть принадлежит народу, но что это такое – народ?

Как-то ему на глаза попалось интервью  друга молодости Владимира Рихтера. В свое время они заканчивали одну и ту же московскую школу, правда, Алексей Иванович несколько раньше. Володя со своим классом приезжал в Молдавию в далеком 1962 году, они общались, даже, кажется, подружились, но потом долго, почти 50 лет не общались. За это время Владимир Рихтер стал известным философом, писателем и литературоведом. Его книги переведены на многие языки мира, а известный французский журнал уже в настоящее время  включил его в число 25 крупнейших мыслителей мира. И вот этот, безусловно, уважаемый человек, в одном из своих интервью утверждал, что он не знает, что такое народ. Существуют массы. Но разве только он? Еще М.Горький в свое время писал: “Когда говорили о народе, я с изумлением и недоверием к себе чувствовал, что  на эту тему не могу думать так, как эти люди.  Для них народ являлся воплощением мудрости, духовной красоты и добросердечия, существом почти богоподобным и единосущным, вместилищем начал всего прекраснодушного, справедливого, величественного. Я не знал такого народа. Я видел плотников, грузчиков, каменщиков, знал Якова, Осипа, Григория, а тут говорили именно о единосущном народе и ставили себя куда-то ниже его, в зависимость от его воли.”

Интерес к этому был, видимо, семейственным. Его, ныне давно ушедшая в мир иной мама, восприняв революцию 17 года, как призыв к строительству нового общества, пройдя в итоге сталинские лагеря, уже в преклонном возрасте интересовалась именно народниками, специфическим движением русской интеллигенции. И в своих воспоминаниях описала, как в период этой смуты крестьяне ее родного села пошли громить помещичью усадьбу князя Батурина. Князя на месте не оказалось. Была его дочь. И была она из тех самых “народников”. Учила крестьянских детей грамоте, лечила их. А в итоге получила погром. И рассказывала, что отец ее, дед Алексея Ивановича тоже пошел со всеми. А вернувшись, сказал своей дочери: “Слышь, Машутка, там после погрома мужики разбирали кто что, вот и я какую-то штуковину принес. Не знаю для чего она. Может, для засолки огурцов сгодится.” Это был… унитаз.

Вообще, вопрос о народе и служению ему, насколько было известно Алексею Ивановичу, был чуть ли не ключевым для интеллигенции того времени. Он вспоминал доклад  известного молдавского почвоведа и одновременно историка почвоведения Игоря Аркадьевича Крупенникова на конференции, посвященной 125-летию со дня рождения академика Н.А.Димо. Улицу, названную именем этого академика-почвоведа, Алексей Иванович вместе с Анастасией Кирилловной пересекали каждое утро, направляясь на утреннюю прогулку в близлежащий лес. И Крупенников вспоминал, что  у Н.А. Димо был прекрасный голос, и он мог бы стать оперным певцом. Но, если бы он стал оперным певцом, он стал бы служить ограниченному числу людей. И он выбрал почвоведение.

К вопросу о народе близким был и вопрос  о России. Знаменитые тютчевские строки

                            Умом Россию не понять,

                           Аршином общим не измерить,

                            У ней особенная стать,

                           В Россию можно только верить

тот же Владимир Рихтер в одной из своих лекций на канале “Культура” трактовал так, что для Тютчева было трагедией то, что “В Россию можно только (!) верить ”. Как же так? – думал Алексей Иванович. Ведь вера же – это святое.

          Помимо научной работы, Алексей Иванович еще преподавал в Университете города Т и часто в этом городе бывал.  Однажды он пошел в летнее воскресенье искупаться на Днестр. А на берегу сидела группа мужиков и ”отдыхала”. И вот один из них,  а он, видимо, был военным, горячо рассуждал: “Но я же присягу давал. Родину защищать. А где она моя Родина? Что я сейчас должен защищать?” А у Бродского было:

                   Путь певца – это родиной выбранный путь,

                   И куда ни взгляни – можно только к народу свернуть,

                   Раствориться, как капля, в бессчётных людских голосах

         Справедливости ради, следует признать, что преподавание, научная работа, текущие дела не давали возможности Алексею Ивановичу сконцентрироваться на этих проблемах. И к стихам Бродского, так поразившим его, он возвращался только периодически.  И предложение Насти и Анны Васильевны в этом смысле оказалось кстати. Обязательно надо в Венеции пойти на могилу Бродского – думал Алексей Иванович.

         Оказалось, что могила Бродского находится на острове Сен-Микеле. Собственно, весь остров – это одно кладбище. Его коллега по Институту Володя Г. обнаружил в Internete как найти могилу на этом кладбище. Оказалось, что там похоронен не только Бродский, но и Стравинский и Дягилев. Сам же Алексей Иванович, роясь в лабиринтах Interneta, выяснил, что эта могила посещаемая. И ценители  таланта поэта, зная, что он был заядлым курильщиком, несут на его могилу пачки сигарет. Алексей Иванович поведал о своих планах Сергею Б. “О, Алексей Иванович,” — сказал коллега. “Положите и за меня пачку.”

         Поскольку никаких особых сборов в поездку не было, как-то не верилось, что они все-таки окажутся в Венеции. И, когда 1 апреля Алексей Иванович с женой прибыли в кишиневский аэропорт и увидели ожидавшую их Анну Васильевну, Алексей Иванович сказал ей: “Ну как тебе нравится эта авантюра?” На что она, смеясь, ответила: ”Да уж, действительно, авантюра.” Некоторое время они ждали организаторов Петю и Талочку. Петю Алексей Иванович видел только однажды, лет десять тому назад. И когда в здании аэропорта появилась чета молодых, он его не узнал. Это был молодой человек лет тридцати трех –тридцати пяти, высокий, стройный, но уже начинающий и лысеть и полнеть. Его молодая жена, которая была моложе лет на десять, просто сразила Алексея Ивановича. Тонкие черты лица. Он сразу вспомнил Е.Евтушенко:

                                          Как ни крутите, ни вертите,

                                          Существовала Нифертити…

И для Алексея Ивановича стало как-то само собой разумеющимся, что написано это было об этой молодой женщине. Впоследствии они достаточно близко познакомились с  молодой четой Петровых, и чем ближе  становились, тем большее уважение в глазах Алексея Ивановича приобретали эти молодые люди. Петя был бизнесменом. Но его бизнес был весьма нетривиальным. Это IQ фитнесс. Тренировка ума. Он и его фирма придумывали головоломки (что-то типа продолжения знаменитого “кубика Рубика”), изготавливали их и реализовывали не только в Молдове, но и России, а сейчас уже вышли на рынок Румынии. Талочка активно участвовала в семейном бизнесе. Звали ее Наташа, но уже в детстве ее стали называть в родном доме Наталкой, а потом она стала Талочкой. Когда они, беседуя уже по дороге в Венецию из аэропорта, разговорились и узнали, что Алексей Иванович преподавал в Университете города Т курс нетрадиционных методов обработки материалов, Петя был крайне заинтересован, поскольку их фирма только что приобрела станок (китайский) для лазерной резки, а лазерная обработка была одним из видов той обработки, про которую Алексей Иванович читал лекции студентам. С другой стороны, Петя, оказывается, не ведал, что Нобелевскую премию в свое время за открытие индуцированного излучения, названного в итоге лазерным, получили советские физики А.Прохоров и В.Басов, а также американец Таунс. И  что  академик А.Прохоров родился в Австралии, а только впоследствии его родители переехали в Москву. И что после присуждения  Нобелевской премии, в Австралии ему поставили памятник. А что же в России? И почему в итоге лазерные станки мы покупаем в Германии и Китае? Беседы на эти и близкие темы были важны и для Алексея Ивановича и, как ему казалось, для молодых.

         Когда проходили паспортный контроль перед отлетом, пограничница, увидев паспорта пожилых людей, которым далеко за семьдесят, а также их проездные билеты, в которых значился пункт назначения Венеция, улыбнулась и сказала: “Счастливого Вам пути, туристы”. Уже после прохождения таможенного контроля, в зале ожидания Алексей Иванович вдруг вспомнил, что забыл купить пачку сигарет для могилы Бродского. Пришлось срочно бежать в duty free и покупать там пачку сигарет, доступную по цене. Петя, зная, что Алексей Иванович не курит, удивился, зачем ему нужны сигареты, но узнав о причине, отнесся, как показалось Алексею Ивановичу, к ней с уважением.

         Когда прибыли на место назначения, старшее поколение к опыту и возможностям молодого по благоустройству отнеслось не просто с уважением, но, скорее, с благодарностью. В их распоряжении оказалась  комната на троих в современном Ноstel. В комнате были все удобства, включая и телевизор и даже биде, а на первом этаже находилась кухня с посудой, микроволновкой, электрочайником, холодильником, а также необходимыми ингредиентами для приготовления пищи – солью, сахаром, подсолнечным маслом. Цена за проживание в этой гостинице также была вполне приемлемой – 22 евро в сутки на человека. Hostel располагался в местечке Mestre. До туристического ядра Венеции было всего 20 минут езды на автобусе. Первое, что сделали представители старшего поколения, они, памятуя наставления туристов-предшественников из Interneta, на три дня (2-4 апреля) купили проездные билеты (обошлось это по 40 евро на человека) на все виды транспорта (автобус и пароходик под экзотическим названием вапаретто, курсирующий и по каналам Венеции и по морю на острова). Теперь они были свободны!

         Поскольку в местечко Меstre туристы прибыли уже в конце первого дня путешествия, решено было следующий день начать совместным посещением  туристического ядра Венеции – дворца дожей и площади святого  Марка. После чего отправиться на острова, а закончить уже этот день посещением  кладбища на острове Сен-Микеле. В программе был еще Тициан и его иконы в Церкви Санта Мария делла Салюте. Программа была насыщенная, удалось даже побывать на фабрике венецианского стекла и вживую ознакомиться с процессом получения по существу произведений искусства из него, после чего Алексей Иванович ходил по магазину при фабрике, цокал языком и, смотря на все богатство, его окружающее, повторял: “Нет, так просто отсюда я не уйду.” Возвращались довольные, нагруженные различными сувенирами, но когда подъехали к острову, на котором находилось кладбище, оказалось, что уже поздно. Кладбище было закрыто. Пришлось его посещение переносить на следующий день.

Собор Санта Мария делла Салюте, Венеция

На следующий день разделились на две группы  (молодых и не очень). Если молодые гуляли по Венеции, то не очень молодые после того, как пешком прошли через всю Венецию по ее узким улочкам и мостикам через каналы в конечном итоге вышли на площадь Святого Марка. Еще раз полюбовались красотами Собора Святого Марка, как снаружи, так и внутри его. А потом двинулись в сторону кладбища.

Памятуя, что к могиле Бродского необходимо идти, никуда не сворачивая, Алексей Иванович и его спутницы двигались по кладбищу не очень быстро. Хотелось и на кладбище посмотреть. Оно было пустынным. И вот навстречу им прошла женщина. Услышав русскую речь, она живо откликнулась, сказав на русском языке: “ Вы прямо идите, никуда не сворачивая, Вот эту калиточку пройдете, а там и увидите могилу”. Кроме того, на протяжении их пути периодически появлялись указатели, на которых было написано на английском языке Бродский, Стравинский, Дягилев.

Кладбище Сен-Микеле. Могила И.Бродского, 2019 г.

Войдя в последний квартал кладбища (квартал был ограничен кладбищенской стеной), они практически сразу увидели пункт своего назначения. Единственная из всех могил в этом квартале, которая была завалена цветами. Как-то сразу чувствовалось, что именно она — самое посещаемое место на этом кладбище. Скромное надгробье, на котором были две надписи на русском Иосиф Бродский и английском Jozef Brodsky, а между ними годы жизни. Более того, у могилы уже были люди. Подойдя к ней, наши спутники увидели трех женщин. Алексей Иванович мысленно их назвал Старшая (ей было лет 40-45), Средняя (ей было лет 25)  и Младшая, которая была чуть моложе.

         В руках у Средней был смартфон и, держа его перед собой, она читала стихи. Когда Алексей Иванович положил на могилу пачку сигарет, Средняя закончила читать. И тут Алексей Иванович попросил: “Найдите, пожалуйста, стихотворение “Мой народ” Средняя достаточно быстро его нашла и начала читать:

                                                          Мой народ

                      Мой народ, не склонивший своей головы,

                      Мой народ, сохранивший повадку травы:

                      В смертный час, зажимающий зерна в горсти,

                       Сохранивший способность на северном камне расти.

                     Мой народ, терпеливый и добрый народ,

                     Пьющий, песни орущий, вперед

                      Устремленный, встающий – огромен и прост –

                     Выше звезд: в человеческий рост!

В этот момент Алексей Иванович почувствовал, как скупая мужская слеза медленно скатывается по его правой щеке. А Средняя продолжала:

                      Мой народ, возвышающий лучших сынов,

                     Осуждающий сам проходимцев своих и лгунов,

                      Хоронящий в себе свои муки – и твердый в бою,

                     Говорящий бесстрашно великую правду свою.

                      Мой народ, не просивший даров у небес,

                      Мой народ, ни минуты не мыслящей без

                     Созиданья, труда, говорящий со всеми как друг,

                      И чего б ни достиг, без гордыни глядящий вокруг.

                      Мой народ! Да я счастлив уж тем, что твой сын!

                       Никогда на меня не посмотришь ты взглядом косым

                       Ты заглушишь меня, если песня моя не честна.

                        Но услышишь ее, если искренней будет она.

                       Не обманешь народ. Доброта – не доверчивость. Рот

                       Говорящий неправду, ладонью закроет народ.

                       И такого на свете нигде не найти языка,

                       Чтобы смог говорящий взглянуть на народ свысока.

                       Путь певца – это родиной выбранный путь,

                       И куда ни взгляни, можно только к народу свернуть,

                       Раствориться как капля, в безсчетных людских голосах,

                       Затеряться листком в неумолчных шумящих лесах.

                       Пусть возносит народ – а других я не знаю судей,

                       Словно высохший куст,- самомненье отдельных людей.

                       Лишь народ может дать высоту, путеводную нить,

                       Ибо не с чем свой рост на отшибе от леса сравнить.

                       Припадаю к народу. Припадаю к великой реке.

                       Пью великую речь, растворяюсь в ее языке.

                       Припадаю к реке, безконечно текущей вдоль глаз.

                       Сквозь века, прямо в нас, мимо нас, дальше нас.

Когда она закончила читать, некоторое время стояла полная тишина. И когда Анна Васильевна сказала: “А найдите еще

                   Ни страны, ни погоста не хочу выбирать,

                   На Васильевский остров я приду умирать..”

Средняя не откликнулась. Видимо, впечатление от услышанного было настолько сильным, что просто сил не было продолжать дальше.

         — Что это было? Что произошло? – думал Алексей Иванович. И вдруг он вспомнил, как вчера стоял в Церкви Санта Мария делла Салюте, совершенно ошарашенный перед иконой Тициана, и спросил Анну Васильевну: “Что это такое?” “Сошествие Святого Духа” – сказала она.

Тициан. Сошествие святого Духа на апостолов. Собор Санта Мария делла Салюте, Венеция

Так что-, думал  Алексей Иванович, это Святой Дух сошел на нас?

Не иначе как. Настолько пронзительным было впечатление от стихов, прочитанных на могиле автора.

         После некоторого молчания Старшая спросила: “Это действительно его стихи? Ведь он занимался и переводами тоже.”

На что Алексей Иванович подробно рассказал, что это действительно его стихи и что написаны они были еще в 1965 году после ссылки его за “тунеядство”. Ведь он на фабрике не работал и ученым не был, а просто писал стихи. И прожив два года  в ссылке, вместе с народом, возвратился оттуда с этими стихами. Когда он прочитал их Анне Ахматовой, та воскликнула : “Это гениально!”

         И тут произошло нечто, поразившее Алексея Ивановича и его спутниц чуть ли не меньше, чем чтение стихов. Средняя спросила: “А что, Стравинский это композитор?” Ведь вот что оказывается! Стихи на могиле Бродского читали не рафинированные интеллигенты, а простые русские женщины. И Алексей Иванович вспомнил, что писал Бродский перед отъездом, по  существу, высылкой  из СССР. “Я принадлежу к русской культуре, я сознаю себя ее частью, слагаемым, и никакая перемена места на конечный результат повлиять не сможет. Язык – вещь более древняя и более неизбежная, чем государство. Я принадлежу русскому языку, а что касается государства, то с моей точки зрения мерой патриотизма писателя является то, как он пишет на языке народа, среди которого живет, а не клятвы с трибуны.

         Мне горько уезжать из России. Я здесь родился, вырос, жил, и всем, что имею за душой, я обязан ей. Все плохое, что выпало на мою долю, с лихвой перекрывалось хорошим, и я никогда не чувствовал себя обиженным Отечеством. Не чувствую и сейчас.

         Ибо, переставая быть гражданином СССР, я не перестаю быть русским поэтом. Я верю, что я вернусь; поэты всегда возвращаются:  во плоти или на бумаге”. И он вернулся!

         Когда они шли к могилам Стравинского и Дягилева, Алексей Иванович подробно рассказывал, что Дягилев – это импрессарио и что он очень много сделал для продвижения русского искусства на Западе и, прежде всего, в Европе. И умер в Венеции, где и похоронен. А Анна Васильевна рассказывала, что Бродский умер в Нью-Йорке. Был там захоронен. Что вдова его сейчас живет в Испании. И поскольку Нью-Йорк – это слишком далеко, ею было принято решение перезахоронить его в Венеции. А Стравинский тоже умер в Нью-Йорке, но захоронен в Венеции. Общаясь, они подошли к могилам Дягилева и Стравинского, находившихся практически рядом. Памятник Дягилеву был весь увешан пуантами, а на надгробье Стравинского лежали обрывки  партитуры его произведений, фото его из какого-то журнала, много русских монет. Чувствовалось, что и могила Бродского и эти две могилы – самые посещаемые места на этом кладбище. Уже возвращаясь, узнали, что встретившиеся им женщины     из Сибири, из Омска, но сейчас живут и работают в Москве. Что привело этих скромных русских женщин на могилу Бродского? Почему они там читали его стихи? Поистине умом Россию не понять!

         Выходили с кладбища раздельно. Встретившиеся им женщины ушли раньше. Естественно, что обсуждали случившиеся, и, естественно, что на русском языке. И встречавшиеся им люди, услышав русскую речь, спрашивали: “А мы правильно идем на могилу Бродского?” Поистине, прав был Пушкин, написавший в свое время “К нему не зарастет народная тропа.” Как это верно и сейчас, и именно народная, — думал Алексей Иванович.

         Когда возвращались на вапаретто по морю домой, Алексей Иванович, находясь под впечатлением произошедшего, думал, что если его отождествлять с  Сошествием Святого духа, то икона Тициана называлась “Сошествие Святого Духа на апостолов”, а следовательно те, что читали стихи на могиле (и все мы тоже)– это же теперь апостолы. Да, нет! Чушь! Ложный пафос! Какие из нас апостолы?

         Оставшиеся дни в Венеции пролетели быстро. Потом была Галерея Академии с шедеврами Тициана, Тинторетто, Беллини, Лотто, морской музей и много других достопримечательностей и одновременно свидетельств колоссальных возможностей человека и силы человеческого духа. А сколько еще не смогли посмотреть, о чем очень сокрушалась Анна Васильевна. Ведь неизвестно, когда еще на их долю выпадет такой счастливый жребий.

         После возвращения домой Алексея Ивановича, конечно же, спрашивали, что там интересного они увидели на этом экзотическом клочке Земли. И Александр Иванович рассказывал и о каналах Венеции и дворце дожей и площади Святого Марка и Церкви Санта Мария делла Салюте и о Тициане и Тинторетто, но начинал он, как правило, свой рассказ с удивительной встречи на могиле Бродского. И неожиданно для себя вдруг обнаружил, а ведь, он действительно стал апостолом и поэзии Бродского и русского народа и русской культуры.

Автор Александр. Дикусар