Путешествие в прошлое. Берлин семьдесят лет спустя.

«Вот наши возьмут Берлин, тогда кончится война» — это возглас — молитва последнего года войны был у всех на устах. Как и знаменитая песенка, которую пел Леонид Утесов «С боем взяли город Брест, город весь прошли и последней улицы название прочли. А название такое, право, слово боевое…» и заканчивается: «Берлинская улица на запад нас ведет. Значит, нам туда дорога, значит нам туда дорога. Берлинская улица на запад нас ведет. На Берли-и-и-ин! «.

Общественное совпадало с личным. На Берлин наступал дядя Юра, мамин брат, Георгий Александрович Обрадович. В 1941-ом он закончил в Ленинграде Инженерно-строительный институт, архитектурный факультет. Человек, влюбленный в архитектуру, искусство, творчество, был мобилизован и направлен на быстрые курсы военного инженерного дела: строить оборонительные сооружения, наводить временные переправы через реки и болота, создавать проходы в минных полях. Так дядя Юра стал сапером. Сапер — это в немецком языке — der Pionier, тот, кто идет первым.

После невнятицы отступления, дядя Юра оказался под Сталинградом с первых дней его обороны. Вряд ли стоит цитировать семейные письма, которые он присылал моей маме из под Сталинграда. Суровая цензура и желание успокоить близких придавали им излишне оптимистичный, даже бодряческий характер. А процитировать выдержку из письма домой его фронтового товарища, тоже архитектора по профессии, автора известной повести «В окопах Сталинграда», Виктора Платоновича Некрасова, хотелось бы:

«Решили сегодня не выходить — двинуть уже завтра с утра. Пишу «решили» во множественном числе, т. к. нас сейчас трое — я, Обрадович и Скородумов. Обрадович в прошлом был командиром взвода того батальона, в который я еду. Часто выполнял работы у меня в полку. Сейчас он работает у корпусного инженера. Пресимпатичнейший молодой человек. Ленинградец, архитектор. На этой почве мы сблизились с ним еще в Сталинграде. Теперь же, во время моих командировок (а они почти всегда были в этот самый корпус), я всегда к нему заезжал. Последний раз я у него 5 дней провел. Сейчас же он оказался вместе со мной, т.к. приехал сюда зуб рвать и живет пока у меня. Кроме всех своих положительных качеств — культурности, мягкости, интеллигентности, он обладает еще одним замечательным качеством — у него чудный слух, и он знает наизусть чуть ли не все оперы. Евгения Онегина, Пиковую даму, Риголетто, Царскую невесту может чуть ли не с начала до конца пропеть. Этим мы и занимаемся, бездельничая сейчас, лежа на своих набитых соломой тюфяках. Я ему заказываю оперы и арии, а он исполняет. Я так за время войны соскучился по музыке, что даже его далеко не шаляпинское исполнение доставляет удовольствие». Позволю себе не согласиться с Виктором Платоновичем по поводу качества исполнения . У дяди Юры был хороший бас и абсолютный слух. Я не слышала лучшего исполнения «Песни варяжского гостя» под фортепианный аккомпанемент моей мамы, хотя слушать приходилось многих известных профессионалов.

Виктор Некрасов в очерке «Месяц во Франции», за который в патриотическом пароксизме хрущевского времени его заклеймили «путешественником с тросточкой», мысленно возвращаясь к дням Сталинградской битвы, вспоминает: «Я с детства люблю карты и планы. Вероятно, потому, что больше всего в жизни мечтал быть путешественником. Лавры Ливингстона и Миклухо-Маклая не давали мне покоя. По картам маленького карманного атласа Юнкера я составлял захватывающие маршруты через Гималаи в Индию, по непроходимым зарослям Центральной Африки, вдоль берегов Ориноко и Амазонки. Осуществить их в жизни мне так и не удалось: пришлось ограничиться Кавказом, Крымом в студенческие годы, а в войну долгими походами через Украину, с востока на запад и с запада на восток. Атлас Юнкера пришлось сменить на войсковую двухверстку, на план Сталинграда, с которым почти полгода не расставался. К сожалению, он, мятый, с продранными углами, с разноцветными стрелками и цифрами, не сохранился. Зато сохранилась маленькая вырванная из немецкого офицерского атласа карта Европейской части России, на которую я наносил линию продвижения наших войск и которую бережно хранил в левом боковом кармане гимнастерки.

   Такую же страсть к планам и картам, я знаю, испытывает и Паустовский, но и его и меня в этом увлечении перекрыл мой фронтовой друг, лейтенант сапер Обрадович. Когда ранней весной сорок четвертого года мы освободили станцию Апостолово, я вечером того же самого утомительного дня застал его в одной из хат низко склонившимся над столом при свете керосиновой лампы. Оказывается, он рисовал план будущего, восстановленного Апостолова. Пробил новые улицы, организовал административный центр, перенес в другое место вокзал, который сейчас пылал, подожженный немцами. Впрочем, Обрадович по образованию был архитектором, и, хотя занятие его в тот вечер не могло не вызвать улыбку, я его понял».

И ещё цитата из письма домой В. Некрасова: «В  период безделья в Апостолово мы  с Обрадовичем как-то прочитавши в «Правде» статью акад.  Щусева  о  восстановлении Сталинграда и о предполагаемом устройстве парка культуры и отдыха на Мамаевом  кургане (место,  на котором мы  провоевали 5 месяцев в Сталинграде), написали статью в «Правду».   Ответ вам и пересылаю. И газетную статью тоже пересылаю. По-видимому,  наше письмо  возымело все-таки какое-то   действие».  

Какое действие, к сожалению, осталось неизвестным.

В Сталинграде дядя Юра был тяжело контужен и некоторое время даже считался погибшим. Сохранилось письмо его командира подполковника Снежко моей матери:

«…Будем мстить фашисткой гадине за Вас, и за тяжёлое ранение т. Обрадовича и за тысячи других преступлений». Через несколько месяцев подполковник Снежко погиб, а дядя Юра выжил и остался на передовой.

Дядя Юра прошёл долгий боевой путь в составе восьмой гвардейской армии под командованием В.Чуйкова (в Сталинграде она именовалась шестьдесят второй и сражалась на Мамаевом кургане). С ней он дошёл до Берлина.

1 мая 1945 года он писал в письме маме: «Я счастлив, что мне пришлось участвовать в этом историческом сражении, лишившем Германию ее политического и военного престижа».

В развалинах Берлина, с трудом просматривалась любимая им архитектура. «Свою возлюбленную — Архитектуру — я, конечно, оставил надолго, но будет видно. Пока я во власти богини Нике — Победы» — писал он в конце мая 1945.

 Находясь ещё в армии, он возвращается к своим довоенным музыкальным увлечениям:

   «Валя! Если не трудно, пришли мне следующие ноты:

  — Песню варяжского гостя из «Садко».

  — Арию князя Игоря,

  — Песню Томского.

  — Арию Мельника из «Русалки».

  — Увертюру «Эгмонт» Бетховена.

  — Арию Гремина.

  — Арию Руслана.

В свободное время хочу вспомнить старину. В пакет вложи три пары погон с эмблемами и колодочки для наград с ленточками моих трёх орденов и пяти медалей. Если сможешь, пришли фотокарточку всего семейства.

Я недавно получил орден Александра Невского и «обмывал» его с приятелями. Один из них — мой соратник по Сталинграду. Выпил я больше, чем когда-либо раньше, так что эмаль не облезет».

В письме к моим родителям в конце июня 1945 года тридцатилетний лейтенант, размышляет о реализации своей мирной профессии архитектора:

«Моё участие в войне было для меня, помимо суровой жизненной школы, ещё полезной экскурсией по Европе, и эта экскурсия много мне дала. Теперь мне хочется участвовать в преобразовании Родины, чтоб она стала такой, какой выглядит современная страна. Особенно эта экскурсия мне полезна, как архитектору-проектировщику. Хочется заниматься не дворцами и грандиозными ансамблями, а организовывать природу, местность. У нас в стране для этого большой простор. Хочется преобразовывать наши деревни, чтобы бытовые условия жизни облагораживали людей и жизнь была бы красивей».

Такие настроения я впитывала в детстве, в конце войны и после нее, когда дядя Юра вернулся в Ленинград.

* * *

День Победы 9 мая 1945. Мимо нашего дома на углу Загородного и Гороховой (тогда, улица Дзержинского) шла праздничная колонна Ленинградского военного округа. Это были, конечно, не Берлинские победители, но население ликовало и бросало им цветы. Как известно, «веселие Руси есть питиё», поэтому в конце праздничного дня компания моряков устроила драку. Они размахивали ремнями с массивными металлическими пряжками. Искажённые окровавленные лица. Что они не поделили? Победу? Бутылку? Было страшно.

Несколькими днями позже показательно провели колонну пленных немцев. Их видели мы впервые. Знакомая потрепанная форма. Вид довольно жалкий. Население смотрело на них, как мне кажется, без ненависти, кто-то даже с состраданием.

Затем ещё одно показательное мероприятие в духе того времени. Около кинотеатра «Гигант», на Выборгской стороне, прилюдно повесили пятерых немецких пленных, отобранных по неизвестному мне принципу. Народ ходил смотреть.

Немецких пленных использовали на строительных работах. Напротив нашего дома разрушали казарму Семеновского полка. Был проект продолжить Гороховую дальше Загородного проспекта. Наши окна выходили как раз на перекресток. Накануне дворник предупредил всех жильцов, чтобы они открыли окна и не высовывались. Подрыв здания был назначен на раннее утро теплого светлого июньского дня. Мы, конечно, прячась за стенами, наблюдали за процессом. Раздался взрыв, сначала осветивший нежным розовым светом четырехэтажные стены пустого изнутри здания, затем они стали раскачиваться с нарастающей амплитудой, пока не рухнули одновременно во внутрь. Взрывать научились хорошо. Затем команда пленных немцев под охраной двух красноармейцев несколько месяцев разбирала завал. Охрана, как мне казалось, была номинальная — все равно никуда не убегут. По цепочке передавали кирпичи и грузили в машину. Работа была организована очень четко. Бывали перерывы, когда какой-то немец подзывал нас, детей, играющих неподалеку, давал деньги и просил купить мороженое. Мы это всегда выполняли. Однажды мама со мной зашла проведать свою подругу. Та сказала, что у нее неполадки с водопроводом и сейчас придет водопроводчик. Пришли двое — пленный немец и охранник с винтовкой. Немец занялся ремонтом, а охранник пошел дальше разводить или собирать своих подопечных. Немец быстро и хорошо справился с делом. Мамина подруга напоила его чаем. Теперь страшно не было.

* * *

Прошло много лет. Я окончила школу, институт, работала в одном из ленинградских научно-исследовательских институтов. Бдительные органы надежно охраняли нас от проникновения западной идеологии. Временами теплело, временами холодало. Открылся ручеек туризма «за бугор». Иногда он почти иссякал, иногда вновь набирал силу. Зуд здоровой любознательности побуждал меня прислушиваться к этим пульсациям. Так мне удалось съездить в Финляндию, отстоящую от Ленинграда в каких-то трех часах езды. После этого я долго ходила с опущенной головой — не могла смотреть на наши облупленные фасады, подслеповатые окна и изуродованные двери.

Визит в Польшу и Чехословакию в 1967 году произвел сложное впечатление. В Варшаве, прежде всего нам показали фильм о Варшавском восстании, которое наша наступающая армия по указанию Сталина не поддержала и обрекла на удушение. В Праге, где всегда «русских братушек» принимали очень тепло, с нами отказывались разговаривать по-русски. Пивные были заполнены немецкими туристами, с которыми местные жители находили общий язык. Это вызвало недоумение, которое разрешилось через полгода, когда советские войска на танках вошли в Прагу.

В семидесятых годах мне представилась возможность съездить в ГДР. Свидетельства благонадежности имелись в наличии, заложники-родственники сидели по указанным адресам. Интерес к немецкой культуре подогревался со школьных времен. Но вот война. Детские впечатления о врагах, врагах побежденных, но, может быть, затаившихся? Поездка намечалась на начало мая. День Победы, со слезами на глазах. А для них? Ощущала раздвоенность, ложность ситуации. Отсюда неуверенность.

Берлин чистый, зеленый, немного пустынный. Тогда это было непонятно. Позднее прояснилось, что на месте разрушенных зданий в центре были разбиты скверы — пристойное прикрытие руин. Уже стоял дворец Республики — стеклянная коробка — гордость социалистической культуры. Мы жили в отеле «Штадт Берлин» на Александр-Платц, железо-бетонное прибежище всех советских туристов. Если на минуту забыться, то возникало ощущение, что находишься в Киеве — цветущие каштаны, сталинский ампир.

Знакомство с городом. Здание бывшей гауптвахты (Königswache), построенное Шинкелем в память победы над Наполеоном, с Никой на фронтоне. Позднее потребовалось сохранять в памяти не только победы, но и поражения, потери военные и мирные в Первой мировой, во Второй мировой, имена жертв террора. Все труднее различать врагов. Отделять жертв от палачей. При гауптвахте — немецкий почетный караул. Прусский шаг. Наш строевой шаг, хотя и имеет прусские корни, но всё же заметно отличается. Форма солдат почётного караула, пробуждающая опасные воспоминания.

Музей истории. Нам было предложено выбрать тему экскурсии. Выбрали подальше от современности — Рим. Завоевание римлянами территории Европы, севернее Альп. Что побудило Цезаря на такой безумный поход? Избыток пассионарности? Авантюризм? Честолюбие? Без него Цезарь не был бы Цезарем. Дошли до Англии. Продержались три века. Оставили следы своего пребывания в виде основанных городов, распространения своих культурных достижений. Экскурсовод проводил мысль, что завоевание культурным народом менее культурного — это позитивное историческое явление. На что он намекает?

Монумент советскому Воину-освободителю, установленный в Трептов-парке в Берлине — как символ победы СССР над фашизмом. Это, пожалуй, самый известный советский солдат. Мечом в одной руке он разрубает фашистскую свастику, в другой держит спасенную немецкую девочку. Скульптор — Е.Вучетич, специализирующийся на создании помпезно-патриотических монументов. Фигуру Воина-освободителя изготовили в Ленинграде. В Берлин доставили по воде. У подножия Памятника в парке захоронено 5 тысяч советских солдат. Сейчас, после объединения Германии, захоронения в Трептов- парке по-прежнему находятся в безупречном порядке.

* * *

Я не думала, что ещё когда-нибудь побываю в Берлине. Тем не менее, случилось и не один раз. Каждое посещение этого города неизменно возвращает к войне и преодолению ее последствий уже в сознании людей. Об этом свидетельствуют созданные в последние годы выразительные памятники жертвам нацистского террора.

2005 год. Казалось, что спустя столько лет, военные впечатления должны стереться. Отнюдь. Первые шаги по району, где мы остановились погрузили в еврейскую тему. На фонарных столбах странные таблички: «Евреи не могут иметь собственных кустарных предприятий». «Еврейским детям запрещено играть с арийскими детьми». «Если работник немецкой почты женится на еврейке, он должен уйти в отставку». «Евреи не должны заниматься врачебной практикой». «Евреи не должны звонить по международному телефону», «Евреи должны содержать своё имущество открыто, с тем, чтобы их состояние могло быть использовано для немецкого народного хозяйства», и т.д.

Сначала я подумала, что я что-то не так понимаю в переводе. Потом рассмотрела маленькое разъяснение внизу, что это очередное постановление гитлеровского правительства тридцатых годов и подзаконные, тщательно детализированные, акты низовых организаций. Как я потом узнала, более 20 лет назад жители Баварского квартала здесь, в Берлинском Шёнеберге, решили увековечить историю своего района, который до 1933 года был местом спокойной немецко-еврейской жизни. Были установлены восемьдесят табличек с гитлеровскими антиеврейскими законами и распоряжениями. Такой незамысловатый и скромный, но весьма впечатляющий памятник, поставленный, чтобы не забывали — «Kein Vergessen». Общественные объёдинения с таким названием существуют по всей Германии.

В очень приятном районе Hackische Höfe с застройкой в красивом стиле модерн с маленькими уютными и нарядными двориками, около домов, где когда-то жили евреи, в мостовую вмонтированы медные таблички с указанием их имен. Это, так называемые, «Камни преткновения» (Stolppersteine) в память о жителях этих домов, отправленных в лагеря уничтожения, большей частью, в Аушвитц (так здесь называют Освенцим).

Камни преткновения

   Запатентовал этот вид памятника скульптор Гюнтер Демниг. Их изготовление и установка это его привилегия. На июль 2009 года Гюнтер Демниг установил свыше 20.000 камней почти в 430 городах и деревнях Германии, Нидерландов, Польши и других стран Европы. Исходя из количества жертв, работой он обеспечен до конца жизни.

Гюнтер Демниг за работой

   Около Бранденбургских ворот, среди помпезных сооружений времен империи и раскопок на месте бывшей Берлинской стены, к очередному юбилею «Освобождения Германии от нацизма» (это наш «День Победы»), сооружен памятник убитым евреям Европы. Это довольно большая площадь, занятая разновысокими бетонными монолитами, расположенными в строгом геометрическом порядке. Зрителю представляется свобода трактовки памятника. В этом можно видеть безымянные надгробья, или чуждость и безликость мест изгнания, а, может быть, переход разнообразия жизни в однообразие смерти. Внизу, в подземелье, музей Холокоста. Автор этого памятника нью-йоркский архитектор Петер Айзенман.

   Памятник убитым евреям Европы

   Среди новых архитектурных сооружений в Берлине Музей еврейской истории. Построен он по проекту Даниела Либескинда — теоретика архитектуры, музыканта, который выиграл тендер на строительство памятных зданий в Нью-Йорке на месте разрушенного во время террористического акта 11 сентября всемирного торгового центра.

   Замысел Либескинда сводится к тому, что архитектура должна говорить. В еврейском музее у него она — таки говорит. Основное здание, напоминает сверху разряд молнии. Бетонное сооружение с острыми углами и окнами в виде трещин, идущих в разных направлениях через все здание. Посетитель по лестнице спускается в преисподнюю подземелья, где выделены «оси» — коридоры «Изгнания» и «Уничтожения». В витринах осей помещены фотографии, письма, детские рисунки, мелкие вещи, которые можно было взять с собой. Ось «Изгнания» приводит в «Сад изгнания», состоящий из одинаковых бетонных блоков (более поздний памятник Айзенмана развивает этот символ). Ось «Уничтожения» приводит в «Башню Уничтожения» — высокое сооружение, лишенное внутри света и каких-либо ориентиров — «Ничто». Верхние этажи музея заполняет прекрасно оборудованная экспозиция, посвященная 2000-летней истории еврейского народа в Германии. Она размещена в лабиринтах с острыми углами, неожиданными тупиками и поворотами. И здесь емкий архитектурный символ трудной истории народа. Безусловно, в современной Германии еврейская история является важной темой в воспитании своего народа в духе терпимости и покаяния.

  Новое и старое здание еврейского музея

 Рейхстаг сейчас доступен для посещения почти круглосуточно. Рядом с ним почти физически ощущаешь давление тяжелой помпезной архитектуры, перегруженной символами могущества. Это в своих письмах из Берлина отмечал и дядя Юра. Впечатление усиливается невольным сопоставлением с окружающими современными лёгкими металлостеклянными зданиями, где сейчас заседают партийные фракции и работают правительственные службы. И когда знаешь, что здесь было шестьдесят с лишним лет назад. После досмотра служб безопасности, под стать аэропортовскому, посетителей на лифте препровождают на крышу основного здания, под купол. Последний — чудо современной техники — стеклянный, невесомый, с пешеходными дорожками, ведущими по периметру вверх. В центре зеркальное сооружение, в форме перевернутой пирамиды вместе с огромным, следящим за положением Солнца, жалюзи. Это сооружение отражает свет и направляет его в зал заседаний Бундестага. Сочетание высоких инженерных и эстетических достижений. Опять говорящая архитектура. В фойе зала заседаний Бундестага оставлена стена со следами осколков снарядов и подписями советских солдат, взявших Рейхстаг в 1945-ом.

Общее впечатление о городе сложное. Заглянула за справкой в энциклопедию Брокгауза и Эфрона конца девятнадцатого века. Нашла восторженное описание Берлина с перечислением дворцов кайзеров, принцев, здания Строительной академии, обсерватории, театров, особняков, посольств. Все это было построено по проектам знаменитых архитекторов Шинкеля, Шлютера, Шадова и др. Огромное количество скульптур украшало город, в том числе, конные фигуры, выполненные в мастерской Петра Клодта и подаренные Николаем I императору Фридриху Вильгельму IV. Кони были установлены около ворот королевского дворца и произвели на публику огромное впечатление. Клодт был избран членом академии художеств Берлина, Парижа и Рима. Сейчас всё это исчезло, а ведь это был ансамбль! (К счастью, клодтовские кони уцелели и стоят теперь в берлинском Клейст-парке в целости и сохранности).

Центр Берлина тогда  был похож на строительную площадку. Unter den Linden перекопана, как будто новые власти решили под корень извести дух ГДР. Дворец Республики, гордость Хоннекера, снесен. На этом месте планируется восстановить дворец Гогенцоллеров с историческим фасадом с интерьерами, соответствующими современным культурно-эстетическим потребностям города. От старого дворца сейчас остался всего один монумент — Георгий Победоносец, поражающий дракона. Проект строительства этого строгого и величественного здания принят на конкурсной основе.

Сохранился комплекс зданий Берлинского университета братьев Гумбольдт, исторического музея, оперного театра. На площади Бебеля у здания юридического факультета памятная надпись о том, что здесь в 1933 году фашиствующие студенты сжигали запрещенные книги.

И еще одна военная рана — Берлинская стена. В семидесятых годах обязательная для советского туриста фотография у Бранденбургских ворот на фоне стены. Стена — так надо. Без комментариев. Теперь, двадцать лет, как стены нет, но в сознании города она присутствует. Существует музей Стены на Бернауер — штрассе, где стена проходила по середине улицы. Там оставлен ее кусок со всеми противотанковыми и противопехотными заграждениями, системой сигнализации и контроля. Кирха, почти разделенная стеной. Возможность подавать друг другу сигналы с двух сторон улицы, но на самом деле из разных государств. С другой стороны города, вдоль Шпрее, оставлен значительный кусок стены. Тут она не носит такой инфернальный характер, как около музея. Скорее, она подвержена осмеянию. Яркие граффити, иногда абстрактные, иногда архиреалистические, например, лобызающиеся Брежнев и Хонеккер. Свобода творчества — комиксы, карикатуры. Существует музей пограничного пункта между Западным и Восточным Берлином «Аm Checkpoint Charlie».

Мы были в Берлине накануне празднования двадцатилетия падения стены. Готовились торжества. Гвоздем программы было разрушение стены, построенной в центре города из пенопластовых блоков в натуральную величину. В назначенный час Лех Валенса толкнул крайний блок и стена рухнула по принципу домино, к великому ликованию публики.

Museum Deutscher Widerstand — музей немецкого сопротивления расположен в здании бывшего военного министерства. Он ведет изучение и сбор материалов обо всех попытках противостояния гитлеровскому режиму. Таковых было немало. Наиболее известно покушение на Гитлера фон Штауфенбергом в 1944 году. Он и его соратники были расстреляны во дворе министерства. Задолго до этого, в 1939 году, плотник Георг Эльзер пытался убить Гитлера в Мюнхене. Несколько ночей подряд он начинял взрывчаткой колонну, около которой должен был стоять ораторствующий Гитлер. Так случилось, что Гитлер ушел за несколько минут до взрыва. Успех мероприятия мог повернуть мировую историю. В музее представлены экспозиции о жизни Ганса и Софи Шоль, «праведников мира» Оскара Шиндлера, Рауля Валленберга. Много незнакомых мне персонажей. Задала вопрос экскурсоводу, известны ли ей аналогичные работы по сопротивлению террору в России. Ей это неизвестно. Мне тоже. Может быть, в России не было сопротивления террору, или, может быть, не было террора?

   Почти 50 лет назад Анна Ахматова писала:

   «Что войны, что чума? Конец им виден скорый:

   Им приговор почти произнесён.

   Но как нам быть с тем ужасом, который

   Был бегом времени, когда-то наречён?»

   Ответа, до сих пор нет. Или он уже неинтересен?

В марте1943 года в Берлине произошло необычайное событие. Несколько тысяч мужчин — евреев, собранных в пересылочном лагере на улице Роз для отправки в лагеря смерти, были отпущены на свободу. Некоторые, уже депортированные в Освенцим, были возвращены в Берлин и тоже получили свободу. Освобождение заключенных было документально оформлено. Оно стало следствием протеста и отказа от развода их немецких жён. Это был единственный демонстративный протест немцев против уничтожения евреев, увенчавшийся успехом. Этим женщинам на улице Роз поставлен памятник.

   Фрагмент памятника немецким женам.

Музеев в Берлине великое множество. Главные находятся на Острове музеев. Их пять, включенных в мировое культурное наследие ЮНЕСКО. Эти здания, построенные лучшими архитекторами в греческом и классическом стиле, заранее предназначались для определенных экспозиций. После войны они представляли собой руины. В мой первый визит в Берлин я побывала только в Пергамоне.

Бесценные коллекции во время войны были спасены. Некоторые — Пергамский алтарь, как и собрание Дрезденской галереи, были вывезены в СССР. Как шаг доброй воли, позднее они были торжественно возвращены. О месте нахождения сокровищ царя Приама, откопанных в Трое Генрихом Шлиманом, петербургским купцом, сменившим торговлю на археологию, до сих пор ходят невнятные слухи.

Периодически в мире возникает вопрос о реституции. Кому должны принадлежать художественно-исторические ценности? — Стране, на территории которой они были найдены. — Ученым, по гениальной догадке которых они были открыты. — Агентам, купившим предмет. — Завоевателям, осуществившим право сильного. Если положительно ответить на последний вопрос, то коллекции Лувра, составленные во многом в результате войн Наполеона, подлежат реституции. Вместе с тем, Лувр и Франция сохранили то, что могло погибнуть, как погибли несколько лет назад изображения Будды под ударами пушек талибов. Недавно потомкам владельцев картин Густава Климта была отдана их собственность, которая ценой усилий адвокатов, торговцев и прочих непричастных к искусству лиц переправлена через океан в чьи-то частные собрания. Теперь уже нельзя увидеть главные шедевры Климта на его родине, в атмосфере их создания. Мне кажется, что для музеев, экспонирующих свои коллекции, должно быть объявлено Status quo , положение, неизменяемое ни при каких обстоятельствах.

В конце 2009 года был торжественно открыт после многолетнего пребывания в забвении последний из пяти музеев — Новый. Все эти годы здание стояло укором прошлому, напоминанием о беспощадной войне. Реставрация осуществлена с блеском новостроя и тактичной консервацией некоторых элементов, не подлежащих восстановлению. Чтобы помнили.

Условия осмотра во всех музеях острова идеальны. Это особенно важно для знаменитого Пергамского алтаря и ворот богини Иштар из древнего Вавилона. Залы, вмещающие площадь и храм. Ведь здание музея специально для того и строилось. Идея пяти музеев с различным направлением коллекций, более соответствует возможностям их осмотра. В необъятных же Лувре и Эрмитаже обычному зрителю сложно ориентироваться в экспозициях, временах и странах.

 Так случилось, что война лишила город и страну многих ее архитектурных ценностей. Остатки прежней роскоши, доставшиеся нашему и последующим поколениям, напоминают о последней войне и невосполнимости утраченных материальных и духовных ценностей. Но о них не забыли. Больше полувека помнили об Острове музеев, о дворце Гогенцоллеров. В Берлине есть и другие напоминания. Это Gedächtniskirche, церковь памяти, импозантная, построенная в конце ХIХ века. Оставшаяся главная башня приросла современными достройками. Памятник недавнему прошлому. Придет время, и восстановят. Восстановят не на скорую руку, а на века. Так, чтобы прошлое читалось в восстановленном.

   Gedächniskirche, церковь памяти

В Берлине, конечно, можно увидеть много интересного. Berliner Dom — кафедральный собор, построенный по образу собора Св. Петра в Риме. Овальное внутреннее помещение собора с императорской ложей, пышно декорированным органом, восхищает барочной роскошью работы Шинкеля. В подземелье находится усыпальница Гогенцоллеров. Они правили последовательно Бранденбургом, Пруссией, Германией, начиная с 15 века, округляя территорию и формируя государство. Захоронений больше сотни, за исключением тех, кто завещал себя похоронить отдельно. Любители высотных восхождений могут подняться на купол по парадным и вспомогательным лестницам, галереям. И вот он, зеленый медный купол. И еще один вид на Берлин.

   Вид на Остров музеев с Берлинского кафедрального Собора

Восхищает современная архитектура Берлина. Недавно построенный Hauptbannhof — главный вокзал, многоэтажное сооружение, связывающее все виды городского и междугородного транспорта. Этаж с поездами, движущимися с запада на восток, этаж с поездами, движущимися с севера на юг, этаж трамвая и наземного транспорта, этаж метро. Все пересадки делаются на эскалаторе. Блестяще продуманные решения, начиная от общей концепции, кончая мелочами.

Уютная и демократичная Potsdamer Platz. Крытые галереи с магазинами, кафе, музеями, кинотеатрами. Sony Center — площадь под стеклянным куполом. Это все построено на месте разрушенной площади, популярной в двадцатые годы в театрально-художественной среде.

В Берлине нет традиционного для старых городов центра. Сохранились соборы ХIII века — Marienkirche и Nikolaikirche. Около Nikolaikirche кусочек уютного старого города с лавочками, узкими улицами, двориками. Приятно побродить в районе Zoo, например, по Fasanen Strasse, где сохранился хороший модерн, где каждый дом имеет свое лицо.

   Берлин сейчас динамичный, интересный город на любой вкус, с безусловным столичным шармом. Приезжая сюда, всякий раз видишь что-то новое, только ему присущее, соответствующее последним достижениям науки, технологии, мировой театральной и художественной моде. С другой стороны, значимые приметы собственной истории, той, какой она была в действительности, восстанавливаются бережно и продуманно.

* * *

Берлин, как никакой другой город, вижу глазами дяди Юры. Профессиональная «экскурсия» для воина — архитектора, штурмовавшего в 1945 году Берлин, была в высшей степени поучительной. Война, несмотря на ее жестокость и тяжкие испытания, осталась самым ярким воспоминанием. Как и война 1812-го года, она пробудила надежды на возможность преобразования жизни на родине.

Ну а как же сложилась послевоенная судьба победителей?

Вернувшись с войны, Г.А. Обрадович поступил работать в ЛЕНГИДЭП (Ленинградский институт Гидроэнергопроект). Это мощная организация из епархии Берии, призванная воплотить в жизнь лозунг вождя: «Коммунизм это советская власть плюс электрификация всей страны». Проектировали ГЭС, осуществляли сталинский план преобразования природы. Гигантские стройки на реках, в необжитых местах, обеспечивались рабочей силой, в том числе и подневольной, и сопровождались строительством поселков и городов. Проектированием таких населенных пунктов на пустом месте и занимался дядя Юра в архитектурной мастерской ГИДЭПА. Сбылась его мечта строить города, пригодились знания, полученные в институте. Женился, родились дети, красивые, музыкально одаренные. После двух дочек родился долгожданный сын. Дядя Юра всегда мечтал иметь сына Никиту. Но так получилось, что он родился в расцвет царствования Никиты Хрущева. Назвать сына Никитой было неприлично. Назвали Николаем.

Работа и быт отнимали все силы. Дядя Юра проектировал город Дивногорск, на берегу Енисея для строителей Красноярской ГЭС. Однако любое строительное проектирование упиралось в режим жесткой экономии. В памяти встает очередная государственная политическая компания борьбы с архитектурными излишествами. Это было под стать борьбе с космополитизмом, вейсманизмом-морганизмом, кибернетикой или вмешательством партии в литературные дела. Было запрещено использование колонн, эркеров, арок, любых декоративных элементов, того, что превращает барак в архитектурное сооружение. Вводилось типовое проектирование, исключающее всякое творчество. Все это угнетало, унижало. Гордость победителя в великой войне и надежды оставить миру образцы архитектурного искусства поблекли.

Нереализованность творческой потенции тяготила не одного дядю Юру. В архитектурной мастерской собрались талантливые люди, выражавшие себя в доступной им сфере. Поклонники эллинизма, они вообразили свой Олимп с его божественной иерархией. Зевс-громовержец, начальник мастерской. Его ревнивая жена Гера. Местный Аполлон, покоряющий женские сердца. Дядя Юра был Гераклом, совершающим свои подвиги в порядке авторского надзора над строительством Дивногорска. Все выражалось в стихах, одах, эпиталамах, оформлялось в рисунках. К сожалению, эти произведения, не лишенные таланта, ушли с этим поколением.

 Вспоминая дядю, Г.А. Обрадовича, всегда задумываюсь о том, сколько талантливых людей не смогли реализовать себя полностью, сколько сил потрачено впустую.

Г.А. Обрадович (1915 — 1986).

   Судьба писателя В.П. Некрасова общеизвестна. Ему не довелось участвовать в берлинском сражении. В конце 1944 года после второго ранения он был демобилизован и приступил к написанию своей знаменитой впоследствии повести, которая была опубликована в 1946 году и в 1947 году получила Сталинскую премию. Сначала обласканный, а потом ошельмованный на родине, летописец окопов Сталинграда после смерти удостоился мемориальной доски в Киеве. Не частая, но теплая переписка дяди Юры с В. Некрасовым длилась до выдворения В. Некрасова из Союза.

   В.П. Некрасов (1911 — 1987). 

                             Автор Маргарита Рупперт