Вьетнамская сюита: от До до Ми

Прелюдия.

Наверное, Азией заболеваешь раз и навсегда, когда выходишь в первый раз из душного желудка самолета на трап и вдыхаешь этот фантастический коктейль из воздуха, насыщенного ласковым солнцем, и сотен неведомых запахов цветов и растений, вкусов плодов и фруктов и шума моря. Все, ты погиб! Тропики забирают твое сердце сразу и на всю оставшуюся жизнь, и это уже как диагноз. Единственное необходимое условие — в тебе должна тихо подрагивать струна, ожидающая прикосновения чуда. Иначе твои глаза, раненные осколком злого зеркала Снежной Королевы, увидят только слепящее солнце и мусор на песке пляжа, а ты почувствуешь только вонь грязных улиц. Мне очень жаль таких людей с потухшим взглядом, слишком много я видел их в жизни.
А вот мне и моим друзьям повезло. Мы заболели, и эта болезнь не предполагает излечения. Таиланд зовет меня, и зов его неодолим, да я, если честно, не сильно-то и пытался сопротивляться этому зову — уж больно он сладок, как зов сирены, зовущей Одиссея на скалы. Но теперь настала очередь Вьетнама — после Таиланда и Камбоджи он стоит под номером три, и я твердо настроен там побывать, а раз побывать, то и все увидеть, все попробовать и все рассказать.
Итак, раз уж я заговорил о струне — пусть это будут ноты, ноты моей вьетнамской сюиты, а если быть точным, маленькой вьетнамской песни. Итак, начали, иии -раз…

Нота До.

БУХТА ХАЛОНГ.

О бухте Халонг я услышал от своего зятя Павла. Правда, он с женой и детьми посетили ее не совсем в нужное время — практически сразу после Нового Года, а на севере Вьетнама в эти дни совсем еще не жарко, поэтому они не смогли даже сбросить так надоевшие за зиму теплые куртки. Но, самое главное — пусть они попали не совсем в то время, зато в то место. Бухта Халонг — одно из красивейших мест мира, и это общепризнанный факт, поэтому я, как тонкий ценитель красот природы и рукотворных чудес, не мог пройти мимо эдакого шедевра и не насладиться им разок-другой. Мы решили, что на этот самый разок-другой нам вполне хватит двух дней и одной ночи в самом Халонге, причем ночь пройдет на круизном корабле, представляющем собой джонку с алыми парусами в древнекитайском стиле снаружи и четырехзвездный отель внутри.
Мартовский теплый ветерок навевал романтическое настроение, усугубляемое алыми парусами лайнеров, стоящих в бухте, хоть я и не очень-то похож на капитана Грея, а жена моя на хрупкую девицу Ассоль. Глядя на эту прекрасную картину, открывающуюся передо мной с борта катера, доставляющего нас на лайнер «Emotion», который должен был предоставить нам кров и все удобства, чертовски хотелось тихонько заржать и забить копытом. Рядом негромко бурчал Вова, который в самый торжественный момент рухнул, как срубленный дуб на скользкие гранитные ступени и теперь напоминал старого солдата наполеоновской гвардии с полным букетом ранений во все части организма, кроме жизненно важных. Он, элегантно прихрамывая, делал вид, что не просто банально поскользнулся, а его сразила неземная красота бухты Халонг, которая официально признана одним из новых чудес света, в дополнение к старым семи.

Если честно, погода в этот день не сильно нас порадовала — над водой стелился туман и моросил дождь. Конечно, это совсем не способствовало получению красивых снимков миллионолетних скал в лучах восходящего или заходящего солнца, которые тысячами выложены на сайтах и растиражированы в глянцевых журналах. Но мы не пожалели — мы увидели другой Халонг, когда вид получается многоплановым — сначала яркий и четкий первый план скалы, по которой карабкаются цепкие корни деревьев, за ним в легкой дымке следующий утес и проход между островами, еще дальше вырастает скала в густом тумане, и завершает все еще один призрачный силуэт горы, почти невидимый в белом мареве. И за всем этим где-то спрятано солнце.

Это похоже на бесконечную череду образов, приходящую в начале сна, когда не знаешь, где еще явь, а где уже сон, так размыта грань между ними.
Жаль, что фотографии не передают и капли того настроения, которое было там. Просматривать фото, когда ты там побывал, намного слаще, ведь ты как бы снова проживаешь тот момент, изображение приобретает объем, вкус и запах. А это уже совсем другое дело.
День постепенно угасал и клонился к закату. И хотя знаешь, что закат неизбежен, все происходит неожиданно, как падение трусов с лопнувшей резинкой. День закончился, как в сказке про Винни Пуха — вот он был, а теперь его нет. Ночь упала на бухту, и наш лайнер двинулся на место ночевки.
Как вьетнамцы находят дорогу в темноте среди тысячи разных островов, одинаково темных и диких, ума не приложу. Но Ирина, как человек благоразумный и здравомыслящий, сразу же озаботилась наличием спасжилета и путями отхода. Мы поняли, что с ней не пропадем, успокоились и пошли ловить кальмаров. Кальмары нехотя позволяли себя ловить, отстреливаясь струйками воды, но были невелики, и как добыча не представляли интереса. Короче, как-то все это не зацепило, и мы расползлись по каютам.
А наутро чудеса продолжались. Нам показали маленькую рыбацкую плавучую деревню. Все там происходит на воде — от рождения до смерти. Другой жизни они не знают, да и не очень-то хотят узнать. Таких деревушек в Халонге двадцать шесть. Люди здесь родятся, живут, старятся, но, даже если их увозят далеко, дают профессию и учат сухопутной жизни, они сбегают обратно. Не зря их называют морскими цыганами.
Нас возили на маленьких челноках по бухточкам и гротам островов, и каждый вид, открывающийся нам, был готовой картиной старых китайских мастеров, со скалами, водопадами, одиноким деревом, стоящим на краю обрыва, воздушными корнями растений, свисающими с отвесных скал.
А потом был комплекс огромных пещер, страшно красивых, потому что было страшно и красиво одновременно. Только в таких местах понимаешь, насколько человек мал и беззащитен по сравнению с Природой, снисходительно поглядывающей с высоты своего многовекового опыта и позволяющей тебе ощутить свою малость и беззащитность.
Но меня опять понесло. Люблю завернуть покрасивее, грешен. Но не описывать же количество блюд в ресторане и величину каюты?
Было здорово, что мы приехали не в пик сезона, и людей было немного, даже потом, когда подтянулись и остальные лайнеры. У нас на корабле было человек пятнадцать, хотя могли поместиться и все восемьдесят. Островов хватило на всех, и никто не дышал в затылок, приплясывая от нетерпения сделать снимок именно с той точки, которую в данный момент занимает твое бренное тельце. Все было степенно и неспешно. Можно было суметь снять именно то, что хотелось, пусть не с первой попытки, но уж с третьей обязательно. Нет, вру, нельзя было снять панораму залива с верхней точки острова Титова. Я, как старый.., нет, опять вру — как пожилой турист, сразу просек, что с таким туманом нет смысла мучить организм, поднимаясь на 193, если не ошибаюсь, ступеньки вверх. И я оказался-таки прав, как говорят в Одессе. Хотя сидеть на лавочке, коротая время в ожидании завершения забега прочих, не верящих аксакалам, на эту мутную вершину, было невесело, бегать в тумане, как ежик, только по лестницам и высунув язык, было грустно и вредно для здоровья.
Но отсутствие результата — тоже результат. Я провел это время в раздумьях — почему азиаты гребут как-то не по-русски? Мы-то сидим спиной к направлению движения и весла тянем на себя, пока не упремся в какое-нибудь препятствие, или постоянно оглядываемся. Азиат все делает не так. Он, мало того, что сядет неправильно, лицом в ту сторону, куда собирается попасть, так и грести будет от себя, что почему-то легче, тем более, что он сразу видит препятствие и может обойти его, вместо того, чтобы тупо в него воткнуться. Нас по всем этим бухточкам и гротам, ни разу не столкнувшись со своими многочисленными коллегами, возила в маленькой лодчонке такая же маленькая рыбачка, возила довольно долго, и даже не взопрела за 20 минут.
Что-то они не понимают в этой жизни. Или мы?

Нота Ре.

КОФЕ ИЗ ГЛУБИН.

Познакомившись в Таиланде с загадочным зверем бинтуронгом, я не мог и представить себе, что во Вьетнаме встречусь с его дальними родственницами — циветтами. Оба этих животных из семейства виверровых, но очень сильно отличаются друг от друга. Первый — мой большой и ласковый тайский друг, который вмиг завоевал мое сердце, нежно рассказывая мне на ухо свои звериные секреты, удобно устроившись на моем плече и помогая себе мохнатым хвостом удерживать равновесие. Вторая была меньше и хитрее на вид. Из клетки ее не выпускали, и доверия она не вызывала. Поэтому привет от родственника я ей не передавал.
«Копи Лювак» — это название самого дорогого в мире кофе. Переводится очень легко — Копи, как вы сами понимаете, это кофе, ну а Лювак, это название циветты на местном диалекте. А откуда этот кофе, я вам не скажу. Откуда, это не в смысле из какой страны, или там из какого города. Откуда — это из какого места.
Секрет в том, что этих самых циветт кормят только ягодами кофе. И на выходе этой циветты получают ягодку уже без мякоти, то есть то самое зернышко кофе. Ну, лень этим людям возиться с мякотью — сушить ягодку, отделять вяленую кофейную плоть. Намного проще применить самый простой аппарат по отделению кофейного зерна от, так сказать, кофейных плевел — аппарат пищеварительный. Правда, говорят, что на самом-самом выходе из этого аппарата у зверька этого узкоспециализированного есть специальная железа. Вот она-то и придает особо мягкий и глубокий вкус кофе, приготовленному из этих зерен. Насчет глубины вкуса я не удивляюсь, учитывая, из каких глубин организма это кофе извлечен. Человеку остается всего-ничего — слегка ополоснуть эти зерна, да подсушить. И еще не думать о том, каким способом они получены, хотя это уже сложнее.

Циветту мы увидели в Далате, который считается столицей вьетнамского кофе. Врать не буду, процесс переработки кофейных ягод в… как бы это помягче сказать, в полуфабрикат этого драгоценного кофе, нам не показывали, как видно, занятие это очень личное для этого зверя. Стесняется он. Но попробовать готовый продукт дали. И, несмотря на то, что в этом пробнике содержался всего один процент того самого легендарного Копи Лювак (хотя во Вьетнаме его называют Чон), этот процент свое черное дело сделал, как та капля дегтя в бочке меда. Все сделали глубокомысленные лица, поцокали языками и дружно восхитились вкусом и запахом дерьма. Каюсь, грешен — я тоже цокал и кивал головой, восхищаясь. Хотя, в общем-то, дерьмо как дерьмо. Пардон, я имел в виду кофе как кофе. Особых достоинств в нем, за исключением разве что цены, я не заметил.
Но я, в общем-то, не об этом хочу рассказать, а о кофе по-вьетнамски.
Дорога была длинная, ехали мы уже четвертый час и, хотя микроавтобус был достаточно удобным, и ехало нас в нем всего четверо, мы уже стали понемногу уставать. Глаз потихоньку замылился и уже не хотел видеть красот Вьетнама. Даже огромный цветок банана и яркие цветы бугенвиллеи не радовали и не заставляли судорожно хвататься за камеру. А ехали мы далеко на северо-запад, в Страну Слонов — Даклак. Но это будет уже совсем другая сказка, дружок…

Так вот, об усталости. Наш проводник Донг почуял, что нас теряет, что еще мгновение — и он не успеет дорассказать нам на языке, который он с непоколебимой уверенностью считал русским, историю происхождения вьетнамского народа от Дракона и птицы Феникс (хотел бы я посмотреть на это чудо акробатики).
И тут на горизонте показалась небольшая деревушка и, соответственно, небольшое придорожное кафе. Под навесом стояли два игрушечных пластмассовых столика и висели несколько гамаков для впадания в нирвану.
Вот там-то и случилось это чудо – я попробовал настоящий кофе по-вьетнамски. И, скажу я вам, это не просто кофе. Это целый обряд с выносом на публику высокотехнологичного приспособления в виде алюминиевого стаканчика с множеством отверстий в донышке, устанавливаемого на чашку. В него засыпается смесь определенных сортов, заливаемая кипятком, который м-е-д-л-е-н-н-о проходит сквозь эту смесь, приобретая по пути аромат и вкус кофе, и падает в кружечку с заблаговременно налитым туда сгущенным молоком. А ты все это время качаешься рядом со столиком в гамаке, проникаясь важностью момента. Вкус – божественный.
Я не знаю, вызвано ли это способом обжарки, или способом приготовления продукта, но, попробовав этот напиток, я тут же перешел в стан кофеманов. Крепок до сумасшествия, но и вкусен безумно. Это – краткое резюме ощущений. А чтобы горечь напитка не перебивала вкус, вьетнамцы запивают кофе зеленым чаем. Я не специалист, но вкуснее этого я не пробовал в жизни. И что удивительнее всего, усталость прошла и не возвращалась до самого позднего вечера. Волшебство какое-то.
Конечно же, я купил и этот дырявый стаканчик, называемый фином, и несколько пачек кофе. Я делал все правильно: и стаканчик такой, как надо, и кипяток добавлял — а вкус другой.
Похоже, в этот кофе нужно добавлять то, что не купишь, и не привезешь в чемодане — воздух Вьетнама, солнце Вьетнама и улыбку той старушки, что готовила наш кофе.

Нота Ми.

ПЛЯЖ ЗОКЛЕТ и КУПАНИЕ КРАСНЫХ КОНЕЙ.

Еще во время переезда из аэропорта в город, встречающий гид рассказал нам, что в Нячанге часто бывает сильное волнение на море, поэтому лучше купаться рано утром — с 8 до 10 часов, или уже ближе к вечеру, часов в 16 — 18.
Но на следующий день нас позвали в поездку на пляж Зоклет Владимир и Ольга, владельцы небольшой туристической фирмы в Нячанге, с которыми мы заранее наметили еще из России варианты отдыха. Они уверенно настаивали, что мы не сгорим, несмотря на нашу совершенную неготовность к встрече с жарким тропическим солнцем. Голубое море, белый песок, пальмы и возможность спрятаться в тени бунгало, чтобы не обуглиться до состояния пересушенного барбекю, убедили нас, что справиться с проблемой неконтролируемого загара будет совсем не трудно. Как мы были наивны тогда!
Действительно, все было – и пальмы, и песок, и море, и бунгало, и хозяин пансионата, добрейший дедушка Владимир, которому именно в этот день исполнилось восемьдесят восемь лет. Он по паспорту француз, но родился в Югославии, после войны перегонял самолеты эскадрильи «Нормандия – Неман» во Францию, да там и остался. Так потихоньку и до Вьетнама добрался, но до сих пор братья-славяне остаются его маленькой слабостью. Он очень любит, когда приезжают русские, разговаривает с ними, готовит для гостей свой фирменный рататуй и радуется, когда видит, что гостям хорошо.
Ну, разве можно было, имея такую душевную компанию, прятаться в тени и убегать от моря. Это теперь я знаю, что даже в тени веранды и по пути к морю, несмотря на литры крема от загара, истраченные на непрерывное смазывание наших бледных тушек, можно хапнуть столько солнца, что мало не покажется. А тогда мы купались и отдыхали, пели вместе с Володей, чудесным образом оказавшимся нашим ровесником и игравшим на гитаре именно те песни, которые мы помнили и знали. Но коварное солнце не теряло времени зря, и, вернувшись в Нячанг, мы это ощутили в полной мере.
Следующий день был проведен в тени гостиничного номера. Занятие нашлось — периодическое смазывание всей поверхности организма кокосовым маслом очень успокаивало и настраивало на лирический лад. Часы, отмеряющие время пребывания во Вьетнаме, с каждой минутой ускоряли свой ход, поэтому мы решили не зацикливаться на своем самочувствии, а выбивать клин клином, то есть загар загаром.
Как и было рекомендовано гидом, мы выдвинулись на пляж рано утром, изображая размноженную в четырех экземплярах на цветном ксероксе известную картину Петрова-Водкина «Купание красного коня». Цвет и мироощущение совпадали с оригиналом полностью, только ног было меньше ровно в два раза, и мальчики не сидели на наших спинах.
Волна, к нашему общему удивлению, присутствовала. Но мы подумали, что, наверное, в другое время волнение еще сильнее, и смело двинулись в воду. Первой получила плюху моя драгоценная супруга. Крупная волна завернула ее в бараний рог и выбросила обратно на берег. Вытряхнув из потайных мест купальника пару килограммов прекрасного мелкого песка, Лена решила посидеть и отдохнуть, задумчиво доплевывая остатки воды и песка, поглощенные во время краткого купания. Мы с Вовой слегка поплавали и из солидарности решили вместе со всеми пойти назад в гостиницу, чтобы вернуться обратно после 16 часов и насладиться тихим морем.
Ровно в 16 часов мы вернулись на пляж. Как писал всем известный Пушкин А.С.: «Неспокойно было синее море». Но русский человек верит лишь в то, во что он хочет верить. Сказали, что волн не должно быть — значит их и нет. Взявшись за руки, Лена и Ира смело шагнули навстречу обману зрения, шумно набегавшему на песчаный пляж. Стихия, даже не заметив, что их уже двое, легко закрутила наших русалок в морской узел с торчавшими в разные стороны красными конечностями. Все повторилось, вплоть до мельчайших деталей в виде мелкого песка и соленой воды во рту пловчих. Подружки не поверили в случившееся и предприняли еще одну попытку. Море повторило завязывание узла и добавило легкий шлепок мягкой гигантской ладошкой-волной сверху. Типа, для непонятливых.
Лена с Ирой намек поняли и больше в воды Нячанга не совались. Побывали мы еще раз в Зоклете, съездили на остров Винперл, были на грязях и в бассейнах, а вот на бухту купаться больше не ходили.
Ни ногой.

Александр Попов.

Вьетнам.

Нячанг — Халонг -Далат.