ТЕПЛАЯ СТРАНА ТАИЛАНД

ВСТУПЛЕНИЕ.

Воспоминания о Таиланде вспыхивают в мозгу, как картинки на экране кинопроектора в темной комнате. Вот так я их и буду записывать — как кадры неснятого кино из красивой жизни, нарезанные в произвольном порядке.

Кадр первый. КОЕ-ЧТО ИЗ ЖИЗНИ СЛОНОВ.

Читая в детстве рассказы о жизни простых индийских магараджей, я живо представлял, как здорово, качаясь на огромной высоте на спине слона, продираться сквозь дикие джунгли под крики опять же диких обезьян. Не верьте, все это обман и фанера. Ехать на слоне совсем не увлекательно, а, скорее, утомительно, особенно человеку, абсолютно лишенному вестибулярного аппарата. Двадцатиминутной прогулки верхом на слоне хватило мне укачаться до состояния   адмирала Нельсона на мостике боевого фрегата в шторм.

Мы всё ехали и ехали по сильно пересеченной местности, погонщик спел уже все русские песни, которые знал, и повторял по второму разу «Ой, мороз-мороз, не  морозь меня, моего слона». И тут ему пришла в голову прекрасная идея, и он предложил искупать слона в речке. Стоял теплый январский день, ну кто бы отказался от прохладного душа в 37-градусную жару. Мы были не одиноки — за нами к реке свернули еще пара-тройка слонов. Я уже представил в духе индийского кино, как добродушные слоны будут мелким дождиком из хоботов обливать друг друга и нас в том числе, а мы будем заливаться счастливым смехом. Все произошло намного прозаичнее. Этот с-с-слонихин сын, этот нехороший гибрид огромного бурдюка и пылесоса, набрал полный хобот воды и целенаправленно вдул мне ведра два в шорты, так сказать, прямо в область бикини. Прохлады были полные штаны. Судя по довольной морде погонщика, это входило в ритуал приколов над фарангами (иностранцами-тай). День у него удался!

Но все это компенсировала необычная фотография меня с женой на слоне, причем я сидел на месте погонщика, на шее. Кстати, замечу, что сидеть там крайне неудобно, потому что при ходьбе сползаешь со слонячьей шеи, а падать с высоты не очень хочется. Так эта фотография была уникальна не сама по себе, а рамкой. Из песни слов не выкинешь, поэтому пишу так, как это позиционируют сами аборигены. Они ее с легкой руки русских шутников называют «говнорамка», так как рамка действительно изготовлена из бумаги, которая изготовлена из того, что изготовлено из травы, которую съел слон. Здорово получилось, прямо Дом, который построил Джек. Все это делается непросто — ведь сначала эта самая первооснова фоторамки варится целых шесть часов, чтобы ничего не напоминало о том долгом пути травы от коренных зубов слона до .., до, скажем так, до логического конца этого пути. И вот, когда никто уже не помнит, с какого конца слона извлекли эту массу, только тогда из нее делают действительно хорошую бумагу и впаривают глупым фарангам.

Хоть я и не такой известный естествоиспытатель, как Михаил Кожухов, но тоже поучаствовал в изготовлении бумаги из слоновьего дерьма. Нет, я не варил его долгих шесть часов, задыхаясь от вони. Я просто дал слону покушать бананов, таким образом став в начало длинной цепочки от слоновьего зада до чистого белоснежного листа.

Вот такой вот круговорот слона в природе.

Кадр второй. ИГРАЯ НА ВЛАЖНЫХ СТРУНАХ ПОРОКА или писькин-шоу.

«А вы ноктюрн сыграть  могли бы

                                              на флейте водосточных труб?»

 В. В. Маяковский.

Владимир Владимирович никогда не был  в Паттайе,  я в этом уверен на все 100%. Иначе он написал бы эти строки совсем по-другому. Здесь ноктюрн могут сыграть на всем, что имеет отверстие, уж поверьте мне.

Сказать честно, мы, может быть, и не стали сами искать подобных развлечений, но так уж раскинулись карты, что в числе предложенных нам турфирмой бонусов оказалось бесплатное посещение «Х-шоу». А какой же русский откажется от такого сладкого слова ХАЛЯВА и пахнущего клубничкой слова ПИП-ШОУ. Все организованно, все прилично и никто не указывает на тебя пальцем, как на злостного извращенца, потому что все в этом автобусе едут туда же. Нас привезли на автобусах в огромный концертный зал «Big Eye». Я человек простой и привык, чтобы на вывеске было все правильно написано — если «Океанариум», то океанариум, если «Зоопарк», то зоопарк. Но тут я сразу заподозрил, что показывать нам собрались совсем не глаз, а скорее наоборот. Между прочим,  на парковке места живого не было от автобусов.

Зрелище идет без перерыва, то есть ты можешь войти в зал в любой момент действа и покинуть его, когда поймешь, что все это уже видел. На сцене появился под ритмичный бой барабана новый участник. В памяти сразу всплыла песня моего детства — «… средь них был юный барабанщик…» Пионер комсомольского возраста задорно стучал своим достоинством по барабану, прохаживаясь при этом перед зрительницами первого ряда и приглашая их поучаствовать в аттракционе и подержать барабан (или палочку, на выбор). Те в ответ застенчиво хихикали, бросая украдкой нескромные взгляды на музыкальный инструмент. Следом появились две девицы с горнами, в которые они дружно задудели совсем другими губами, я имею в виду не ртом. Ну, горны — это я загнул для красного словца. Так себе, просто дудочки. Но получалось зажигательно, хотелось подпеть про «взвейтесь кострами» и внести красное знамя.

Это было только начало. Следом понабежали другие работницы, так сказать, ножа и топора, а точнее других частей тела. Развернулось массовое действо. Затейницы запуливали шарики для пинг-понга откуда не надо до зрителей из третьего ряда, только силой своего духа, не  используя при этом руки и какие-либо приспособления. Они споро доставали из организма елочные гирлянды солидного размера,  не переставая приплясывать на сцене. Тем не менее, мы  все же почувствовали себя слегка обманутыми — я не дождался проанонсированного трюка с открыванием пивных бутылок женскими первичными половыми признаками и курения сигар ими же взатяг. Похоже, нас просто развели. Хотя, может быть, особой радости это зрелище и не доставило — все же лучше, когда гвозди забивают молотком, а не высокоточным микроскопом, а это как раз такой случай. Я всегда был уверен, что столь нежным инструментом лучше делать другую работу.

И вот тут-то и пришло время кому-то делать эту нелегкую работу. Это, действительно, выглядело работой — в ней не было, так сказать, огонька и пионерского задора. Чистая механика. В годы моего трудного детства еще существовали деревянненькие игрушки типа двух кузнецов, бьющих молотами по наковальне, когда дергаешь за брусок, на котором они размещены. Чем-то мне все это блудодейство напомнило этих кузнецов. Нет, декорации были красивы, костюмы (а затем и отсутствие оных) радовали глаз и душу. Но я уже старая больная обезьяна, много повидавшая в жизни, и чтобы меня здорово удивить, будет маловато в костюме человека-паука с вырезами на интересном месте отыметь четырех обнаженных мух, развешанных в паутине на стенах. Вот штук шесть — это было бы занятно.

А уж акробатические этюды в стиле Кама Сутры заводили лишь китайцев, которых организованно привозили пачками и тачками и рассаживали в первых рядах (так сказать, VIP-места). Русский человек своим пытливым умом сразу просекает, что стрельба ведется по площадям, так как оптический прицел в то самое интересное место  трудно закручивать — резьба нестандартная. Поэтому есть большая вероятность получить скользким шариком в глаз, а это удовольствие о-о-очень на любителя. Единственное, что вносило некую остроту в пресное однообразие возвратно-поступательных движений — это разгадывание страшной тайны, как рыбке удается не сорваться с крючка, учитывая, что физзарядка производилась из любого положения, чуть ли не вверх ногами, с одновременным вращением тушки жрицы любви со скоростью вентилятора.

Пламя страстей лениво догорало. Финальным аккордом этой песни механической любви явилось выступление гостя из публики. Наконец-то один из китайских любителей клубнички поддался на долгие уговоры фигуристой красотки и вышел на сцену. Ему было дозволено помять ее прелести и даже снять все лишние предметы одежды. Ну а потом — смертельный номер. Свет погас и моментально зажегся. Девушка преобразилась. Это было что- то вроде кентавра — верх женский, а низ совсем наоборот,  мужской. Хотя, я не уверен, что с лошадиным низом оно выглядело бы привлекательнее. Убитый горем китайский казанова быстро перетек обратно в первый ряд и с жаром стал доказывать рядом сидящим бывшим друзьям, что один раз – это совсем не то, что они подумали. Друзья вежливо кивали, но отодвигались от него подальше.

В зал торжественно вошел вышеупомянутый барабанщик – похоже, время нашего развлечения закончилось. Как говорил какой-то древний классик «Усталые, но довольные, воротились мы домой». За точность фразы не ручаюсь, но смысл передан верно. В чем и подписуюсь.

Кадр третий. ГНЕЗДО РАЗВРАТА.

Побывать в Паттайе и не посетить Волкинг Стрит — это не уважать себя, как матерого путешественника. Тем более, когда тебе об этом постоянно жужжат в ухо законная супруга и ее подруга Ирина. Все люди грамотные, книжки читали, знаем, какие там делишки творятся. Там вообще двух минут не простоишь спокойно на этой улице — тут же попадешь в сети трансвеститов и мгновенно потеряешь честное имя гетеросексуала в каком-нибудь логове извращенцев. Но если осторожно, с женой рядом, под присмотром, то немного можно и постоять, полюбопытствовать.

Так постепенно я свыкся с этой мыслью и морально подготовился к посещению этого вертепа. И вот наступил этот назначенный моими дамами вечер «Ч». Рано там делать нечего, коллективно решили девушки. Мы выждали до 22 часов, чтобы дать всем участникам поглубже утонуть в пучине разврата и выдвинулись в точку наблюдения. Сначала мы держались тесной группкой, так нам казалось безопаснее — по одному нас точно склонят к чему-нибудь противоестественному. На нас никто не обращал внимания, к нам не подкатывали с гнусными предложениями никакие темные личности. Разврат проходил как-то мимо нас и не касался не только никаким боком, но и вообще никакими сторонами человеческого организма. Что- то необходимо было срочно менять, чтобы вечер не пропал бездарно. Мы попробовали той же плотной группой прогуляться по Улице Порока, озираясь по сторонам — ну где же все эти леди-бои (сконструированные пластическими хирургами из мужских запчастей псевдоженщины) и «морковки» (проститутки), назойливо пристающие к прохожим? Где все то, о чем так смачно рассказывали большие пацаны? Улица вымерла. Нет, она по-прежнему была полна праздного народа, но где все это торжество плоти, побеждающей разум, где все эти эксцентричные извращения и сами извращенцы, которых хлебом не корми, а дай кого-нибудь разложить морально? Да, они, в общем-то, и физически разложить любого, говорят, не прочь.

Меняем направление главного удара. Меня пускают одного на острие атаки, при этом моя огневая поддержка, наши девушки, в сторонке четко отслеживают ситуацию, чтобы я, как слабое звено, не переметнулся в стан вражеских морковок. Шаг в сторону будет рассматриваться, как измена Родине, и караться по законам военного времени. Морковки не заинтересовались добычей, лишь трансвестит ростом примерно метр восемьдесят выдвинулся из шеренги себе подобных, плотоядно улыбнулся улыбкой вампира и предложил послушать музыку внутри бара. Но мне было и так хорошо слышно. Я гордо напомнил ему про руссо туристо и облико морале — на этом мои секс-приключения и закончились.

А дальше мы просто гуляли по освещенной разноцветной рекламой улице, где из каждого второго бара неслась неплохая живая музыка, и можно было стоять у открытой веранды и не только слушать ее сколь угодно долго, но и смотреть на музыкантов, что было не менее интересно. Мы видели необычайно красивую девочку лет трех с большими выразительными глазами. Это была артистка  уже в свои три года — она вертела хула-хуп, она так зажигательно танцевала рядом с мамой, которая вывела ее покорять мир, что равнодушных зрителей не было. А еще чуть дальше выступал уличный фокусник. Его фокусы не требовали сложного реквизита — как обычно, карты, сигареты и шляпа, но в нем было столько артистизма и необычайного владения этим мастерством обмана, что верилось в чудеса. Хотя, может быть, это было просто волшебство праздника, магия Волкинг Стрит. И еще, этот фокусник совсем не выпрашивал денег за  свое искусство, он их принимал с достоинством, даже было похоже, что ему слегка неловко от этого, но хотелось вознаградить его за подаренный праздник, и мы дали ему денег.

В небе горели звезды, совсем не похожие на наши, в воздухе витали непривычные запахи. А перед ресторанами стояли ледяные витрины с огромными лобстерами, безумно красивыми своими карнавальными красками, и можно было зайти и заказать любого и еще ледяного шампанского и почувствовать себя прожигателем жизни, кутящим напропалую. Но мы их не заказали — столько денег у нас не было.

Мы ходили по этой улице, и она открывалась нам со стороны, совсем незнакомой по рассказам и сведениям из Интернета. Она была совсем не страшной, она не пугала, не затягивала в паутину порочных приключений. Может, она просто притворялась, чтобы мы привыкли к ней и расслабились, а, может, для каждого у нее есть свой пароль, по которому она открывает свои частички, всегда разные. Не знаю, как моим женщинам, а мне она понравилась.

Мне кажется, я открыл для себя главную тайну Волкинг Стрит. Для каждого эта улица будет разной, каждый увидит ее такой, какой захочет увидеть. Кто-то увидит грязь, а кто-то красивую сказку. Это так же, как на Арбате — кто-то разглядит лишь раскрашенную проститутку, а чей-то взгляд выхватит картину, нарисованную гениальным, но пока неизвестным художником.

Примечание: мнение автора субъективно и не претендует быть истиной в первой инстанции.

Кадр четвертый. ДВЕ КАМБОДЖИ.

Мой зять Павел побывал в Камбодже. Оттуда он привез множество фотоснимков храма Ангкор Ват и еще больше впечатлений, потому что он был не только в храме. Но для меня все остальное уже было неважно — храм затмевал все. Рядом с его величественной древностью все остальное было просто мелко и сиюминутно. И я заболел им. Кто же знал, что через какое-то время и мне доведется коснуться стен храмов, поглощенных джунглями и вновь открывшихся людям спустя столетия. Я бы просто не простил себе, если бы не использовал эту возможность. Оказывается, это совсем не сложно — из Таиланда сгонять на пару дней в соседнюю Камбоджу.

Дорога была не близкой — семь часов на автобусе, включая переход границы. Но оно того стоило. Мы увидели много нового в этой поездке. Познать незнакомую страну за день, конечно же, невозможно, но начать движение по долгому пути познания, ощутить дух людей, ее населяющих, — вполне реально.

Камбоджа — очень бедная страна по сравнению с соседним Таиландом. Мы побывали на озере Тонлесап, где увидели плавучие деревни. Здесь даже в гости друг к другу не ходят, а плавают на лодках. Трудно представить, что вся жизнь может пройти на лодке, пусть даже и не очень маленькой, больше похожей на плот на металлических поплавках. Это их жизнь, и другой жизни они не знают. Даже после смерти часто они пеплом уходят в воду, которая и становится их последним приютом.

И детей, и взрослых кормит Озеро — первые выпрашивают деньги у туристов, фотографируясь с питоном на шее, а вторые ловят этих питонов, да рыбой и всякой озерной живностью не брезгуют. Замурзанные дети бесстрашно выходят на большую воду в обычных тазах для стирки и очень ловко управляются с ними, мгновенно окружая катер с вновь прибывшими туристами лесом протянутых рук и громким хором «one dollar, one dollar». Вопреки ужасающей нищете, которая окружает их с пеленок, мелких денег они не берут — ни свои камбоджийские риели, ни мелкие таиландские купюры. Даже двадцать бат не вызывают у них радости (а это больше полудоллара и примерно двадцать рублей). Некоторые пацаны подрабатывают, делая что-то вроде массажа шеи туристам, пока катер плывет по протокам и озеру. И, опять же, меньше двух долларов не предлагай — обидятся. Но не собираюсь никого судить — каждый выживает, как может.

Утро следующего дня началось очень рано для нас. Солнце еще только вставало, а мы двинулись из Сим Рипа в путь к Ангкору. В Ангкоре находится группа храмов, и каждый из них прекрасен по-своему. Пока стада туристов не заполнили все красивые уголки храмового комплекса, мы проскочили на автобусе сквозь узкие ворота и от дальнего храма двинулись по величайшему, я считаю, архитектурному шедевру в Азии не по размерам, а по его вкладу в мировую культуру.

Когда в Китае посмотришь один буддийский храм, остальные будут отличаться лишь размерами и количеством изображений Будды. В Ангкоре же мы видели три храма, стоящие друг рядом с другом – Та Пром, Байон и Ангкор Ват.

Они были абсолютно разными. Первый поражает удивительным симбиозом живой и неживой материи — огромные деревья вырастают из каменных храмов, пронзая стены своими могучими корнями, но не разрушая, а как бы продолжая их. И это безумное торжество жизни, вознесшейся над мертвым камнем, заставляет задуматься о вечности.

Третий же храм не просто красив, а красив бесконечно, обращая к наблюдателю каждый раз новый образ, даже при перемещении на шаг в сторону. Из тени выступают лица божеств, как бы перетекающие из одного в другое, исчезающие и рождающиеся вновь, уходящие в темноту и приходящие к свету. Многоликие боги, охраняющие вековой покой каменных стен, барельефы танцующих Апсар, все оживает в этой игре солнечных теней и живет своей тайной жизнью. Где-то я прочитал выражение «мелодия застывшего камня» — это об Ангкор Вате.

Жаль, что мне не удалось сфотографировать его в лучах восходящего солнца на рассвете, когда мы только ехали туда. Но я сфотографировал его отраженным в воде, и это тоже было прекрасно. Я влюбился в красоту равнодушной Вечности, не обратившей на меня ни малейшего внимания,  ведь тысяча лет — достаточный срок, чтобы устать от обожания.

А пара туристов из нашей группы нашла только повод побурчать: «И стоило платить такие деньги, чтобы просто посидеть на камнях».

Кадр пятый. РЕКА КВАЙ.

«И оно мне было надо?» — подумал я, проплывая усталой какашкой по водам реки Квай, плавно несущимся вдоль поросших джунглями берегов. Как обычно, я пал жертвой чужого авантюризма – жена моя, первая и, надеюсь, уже последняя, решила по-полной освоить все прелести, заложенные в путевку. Заложен рафтинг в спасательных жилетах по реке – отдай и не греши. При всем при том плавать она не умеет совершенно, то есть абсолютно. И хотя клиента обряжают в спасжилет жизнерадостно-апельсинового цвета и клятвенно обещают если что, то выловить тело – что-то мне не очень в их оперативность верится. Выловить-то выловят, но при их тропической флегматичности и приверженности к сиесте, это может произойти совсем не тогда, когда тебе это очень хочется. И если я еще как-то проплыву метров пятьдесят-сто до полного затопления, то способности моей боевой подруги близки к абсолютному нулю.

Все вроде бы начиналось хорошо – мы уговорились держаться вместе на воде, чтобы подруга Ирина с катера могла запечатлеть нас на видео в одном кадре (типа два в одном флаконе), ну и вообще… Но после спуска на воду из катера, жена моя попала на стремнину и эдаким дельфином понеслась вниз по течению. Такого вероломства от нее я совсем не ожидал и попытался догнать, чтобы все-таки попасть в кадр. Я встал на редан и понесся, как торпедный катер, подняв за собой высокий белый бурун. Но жилет мешал развить достаточную скорость, силы гасли, как огонек свечи на ветру, и через пару минут борьбы с законом Архимеда я утух. Отдавшись на волю волн, я подумал… (дальше смотри начало рассказа).

Течение реки тихо несло меня в дальние края, теплые волны баюкали, покачивая, высокие кокосовые пальмы махали мне с берега огромными листьями. Рай, да и только. Но все хорошее когда-то кончается. Закончилось и мое речное приключение. Пирс был все ближе и ближе. Вот я и на суше.

Дальше было посещение фруктового сада и королевской тиковой фабрики (тик – это дерево и с нервным тиком не имеет ничего общего). Многие фрукты мы увидели впервые – огромные плоды хлебного дерева (джек фрут) размером с поросенка шикарно смотрелись на деревьях. Кстати, увидев ананас на грядке, многие удивились, что он не растет в земле, как репа.

На тиковой фабрике поразило огромное незавершенное пятиметровое панно из цельного куска дерева, на котором изображены слоны, люди, цветы, деревья. Это титанический труд, гид сказала, что это панно начали вырезать более двух лет назад и постоянно над ним работают. Всем было строго-настрого сказано не трогать его руками, но русский человек не верит глазам, обязательно надо пощупать. Нам рассказали, почему его так долго вырезают. Люди трогают панно, отваливаются куски дерева от готовых фигур. Резчик вырезает на этом месте другую фигуру меньшего размера. Приходят люди, трогают панно… Так слон постепенно превращается в слоненка, слоненок в дерево, дерево в человека, человек в цветок или в бабочку. Бесконечный процесс.

А кино у Ирины, кстати, не получилось. Обидно.

Кадр шестой. И СНОВА О ЛЮДЯХ-ПТИЦАХ.

Есть в Паттайе один интересный аттракцион, называется он «Полет гиббона» и означает путешествие с вершины на вершину огромных деревьев по канатной дороге протяженностью километра полтора над ущельями и скалами, подвешенным на ремнях. Так вот, сразу поясню, что я там не был. Ну не сложилось, точнее, просто не сложилась компания, чтобы на нее поехать. А болтаться на веревке одному, без восторженных зрителей-свидетелей, в эпоху Фотошопа как-то показалось несолидно.

Но я, как вы сами понимаете, не успокоился, иначе не появился бы этот рассказ. Учитывая, что почти вся моя команда из четырех экстремалов, включая мою жену Елену и друзей Ирину и Володю, не просто боялась высоты, а боялась ее до дрожи в конечностях и смертельных судорог, что-то нужно было делать. Я решил приучать их к высоте постепенно. Есть одна высотная гостиница в Паттайе, кто был, тот знает, в которой есть обзорная площадка на высоте метров сто, может чуть выше. Называется она «Паттайя Парк» и вид с нее на город с высоты птичьего полета ну просто обалденный. И посмотреть есть на что, и пофотографироваться интересно. С нее я и решил начать.

Я стал регулярно нудить, мол, сколько можно валяться на пляжах и слоняться по обзорным экскурсиям, когда тут такое зрелище буквально под ногами валяется. Ну, это я так, для усиления педагогического эффекта, ведь еще нужно прикинуть, кто у кого под ногами… Но я не давал им времени именно это прикинуть, я жал и давил, я стонал и грозился. И вот, гордый, как пророк Моисей, я повел свой измученный мною же народ в неизвестность. Так же, как многострадальный еврейский народ, они шли и шли, не зная, что вариантов у них нет и исход с верхушки башни у них один — по канату на землю. Нет, варианты, конечно же, были на самом деле — можно спуститься в кабинках, можно — в подвеске типа парашютной, и самый простой вариант — спуститься на лифте, так же, как и поднялись. Но такие простые варианты мной даже не рассматривались. Как паук я опутал своих жертв паутиной, оставалось впрыснуть в них желудочный сок и ждать, когда они созреют.

Собрав с них по триста бат (или рублей, они почти эквивалентны), я купил билеты, не оставив им выбора. Дорогие билеты сразу включают в себя экстремальный спуск и один бесплатный напиток на смотровой площадке, это как последнее желание у смертника перед казнью. На смотровой площадке мой маленький, но гордый народ стал потихоньку прозревать — видно свежий ветер на большой высоте привел их в сознание. Люди зароптали. Пока они снимали окрестности города и море с высоты, они оценили эту самую высоту и она их как- то не сильно возбудила. Скорее даже наоборот. Положение даже не спасли бесплатные напитки. Володя даже пробурчал что-то вроде того, что зачем их пить, все равно до земли они уже не долетят вместе с телом, только по отдельности. Но деньги за неиспользованный спуск не возвращают, поэтому пришло время их получить натурой — то есть в виде полета.

Наши отважные девушки быстро, чтобы не передумать, юркнули в кабинку в виде большой бочки с зарешеченными окнами, и, глядя оттуда на нас, словно две обезьянки на удава, медленно и печально начали свой путь в бездну. С ними все было понятно, с Володей — не все. Похоже, он совсем не горел желанием с молодецким гиканьем рухнуть в пустоту, привязанным хлипкой упряжью к канату. Ну, что делать, кто эту кашу заварил, тому, похоже, ее первому и пробовать. Мне надели подвеску, пропустив ремни между ног и затянув их до предела, так как они были рассчитаны на среднестатистического тайца. При этом я стал слегка горбат, а ремни подчеркнули мою сексуальность. Выглядело весьма эротично, чем-то напоминая романы маркиза де Сада, но до ужаса неудобно. К тому же, при резком торможении ремни могли нанести непоправимый вред, так сказать, моему Родовому Гнезду, как писывали в прежние времена потомственные дворяне. Хотя, подозреваю, они имели в виду что-то совсем другое. Радовало лишь, что Вольдемар выглядел не намного лучше, у него тоже были свои сложности — он не вписывался в тайские параметры не ростом, а широтой своей натуры.

Нас пристегнули, придали стартовое ускорение и мы полетели… Себя я, конечно, не мог видеть в этот момент со стороны, но образ Володи навечно врезался в мою память. В позе горбатой Бабы Яги, но без метлы, приземляющейся на посадочную площадку в старом фильме «Морозко», он элегантно летел под тропическим солнцем над  Таиландом.

Да, были люди в наше время… Вот такими нас и поймал в кадр набивший руку на этом паттайский фотограф, такими мы и останемся на фото, которые он со скорострельностью пулемета «Максим» напечатал, вставил в рамку и торжественно вручил нам за те десять — пятнадцать шагов, которые мы сделали от посадки до выхода.

Кадр седьмой. СУП ТОМ ЯМ, ВЕЛИКИЙ И УЖАСНЫЙ.

Суп Том Ям считается венцом кулинарного искусства Таиланда, и это признается всеми, даже теми, кто, побывав там, так его и не попробовал. А то как-то не по-пацански получается — вроде и не был в Тае. Типа, играл, но не угадал ни одной буквы.

Жили мы на Джомтьене, в спокойном уголке, заполненном кафешками и ресторанами. Это, правда, не очень радовало Ирину, так как окна ее номера выходили как раз на все вышеперечисленные точки общественного питания. И даже через закрытые наглухо окна мощные акустические волны караоке до двух часов ночи набегали на тихую гавань ее номера, нанося непоправимый ущерб ее хрупкому организму. Отходила она от звуковых ударов тяжело, только к вечеру — и тут наступало время нового веселья.

 Главным плюсом нашей улочки было то, что там проживали люди со всех закоулков земного шара, поэтому здесь можно было найти и немецкое пиво с сосисками, и нашу окрошку с ледяным квасом. Но мы не ищем легких путей — нам экзотику подавай! Каждый фаранг (европеец) выучил эти волшебные два слова — НОУ СПАЙСИ. Не сказал это вовремя — и все, нет фаранга, кирдык. Мы-то еще дома их выучили, ночью любого разбуди — свое имя забудет, а заклинание вспомнит. Поэтому для нас все было просто. Мы вошли в первое попавшееся заведение с видом бывалых аборигенов, хотя по нашим бледным ручонкам и ножонкам только даун не вычислил бы дату приезда в эту благословенную страну. Заказав три супчика Том Ям, мы произнесли заветные слова и, немного подумав, повторили их еще раз, для совсем тупых. Нам принесли дымящиеся тарелки с ароматной экзотикой. В бульоне плавали кусочки имбиря, грибы и креветки, пахнувшие лимоном. И что интересно — креветки были очищены не полностью, самый кончик хвостика был покрыт панцирем. Их розовая плоть выглядела очень привлекательно. Южный пряный ветер навевал игривые мысли, и я подумал о том, что согласно законам жанра полностью оголенное тело обладает меньшей привлекательностью, чем слегка прикрытое. Даже у креветок.

Том Ям оправдал все наши ожидания. Он, конечно же, был  остр, но в пределах разумного. Вся эта острота перекрывалось очень интересным вкусом. Описывать его — штука бесполезная, примерно, то же самое, что объяснять слепому, как выглядит слон. Кстати, в Таиланде продается суп Том Ям в пакетике, который можно легко разогреть в микроволновке. Мы это делали уже дома. Все так же, как в жизни, но в то же время все не так. Не хватает этому суррогату воздуха Паттайи, пропитанного запахами тропических фруктов, моря и канализации из рядом расположенной решетки на дороге. Не хватает щебечущих тайских голосов вокруг и хрипловатого голоса катоя (леди-боя), работающего поблизости продавцом (Или работающей? Уже и не знаю, что правильнее). И не хватает самого главного — ощущения жаркого лета среди зимы.

Мы пробовали этот суп еще в нескольких ресторанах поблизости — везде он был разным. Ничего удивительного,  ведь даже борщ у любой хозяйки каждый раз хоть немного отличается по вкусу. Потом мы уже не говорили официанту нашу магическую фразу и самонадеянно уверовали в то, что мы едим тот же самый Том Ям, который едят и коренные обитатели страны. Было, конечно, намного острее, но уж не так невыносимо, как нам рассказывали в Интернете.

Расплата подкралась, как всегда, незаметно. Повезли нас в Бангкок на экскурсию. Обедали мы в ресторане на семьдесят восьмом этаже самого высокого здания Бангкока под названием «Байок Скай». Шведский стол, омары-креветки-устрицы, в общем, любой каприз за ваши деньги. И вот, прогуливаясь на сумасшедшей высоте вдоль панорамных стекол ресторана и выискивая себе еще что-нибудь уж совсем необыкновенное — все же деньги-то уплачены, я увидел что-то до боли знакомое. Это был, как вы сами понимаете, Том Ям. Что-то из серии «Рояль в кустах». Рядом с большой блестящей емкостью с супчиком, вытянувшись в струнку, стоял официант с таким же блестящим черпаком и в накрахмаленном колпаке. Я, не сомневаясь ни минуты, показал ему на суп, но, уверенный в приобретенном за эти дни иммунитете к острой пище, не добавил злополучные два слова. Вышколенный официант, видя мою совсем уж фаранговскую внешность, лишь удивленно слегка приподнял одну бровь и налил мне супа, не жалея. Теперь-то я понимаю, что емкостей, как обычно, было две.

Есть такой яд — кураре. Он применяется индейцами для охоты на животных – больших и малых. Этот самый кураре парализует дыхательный центр. Похоже, весь этот супчик состоял из такого яда. Мне как будто дали под дых слежавшейся ватной подушкой. Дышать было совершенно нечем, да уже, похоже, и незачем. Жить не хотелось абсолютно – больше хотелось умереть. Оказалось, что запивать Том Ям бесполезно — ни вода, ни пиво не гасит извержение вулкана. Стало жарко, несмотря на усилия кондиционера. Да не просто жарко, а жарко до безумия. Пот крупными каплями стекал по моему багровому лицу, смешиваясь со слезами и соплями. Это было сильно! Но, что самое удивительное, это было вкусно!

Конечно же, я выжил, иначе вы бы не читали этот рассказ. И конечно же, я еще не раз ел этот шедевр кулинарного творчества, называемый Том Ям, обнажая до конца стыдливые розовые тела креветок и вылавливая кусочки имбиря и лемонграсса, мешающие всасывать последние капли вкусного горячего супчика.

Но, видит бог, я стал значительно скромнее и не забывал волшебную фразу. Никогда.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Пленка в кинопроекторе закончилась, пустая катушка крутится вхолостую, мелкие пылинки летают в пучке света. И уже непонятно, где она, настоящая жизнь, здесь, в комнате, или за пустым белым экраном?

Александр Попов.

Таиланд — Камбоджа.