Жизнь на ледяном острове «СП-23»

 Жизнь на ледяном острове или дрейфующая научная  станция «СП-23»

Мне  несказанно повезло, так как довелось больше месяца прожить на дрейфующей научно-исследовательской станции «СП-23». Она была открыта  5 декабря 1975 года и проработала почти три года, преодолев  в дрейфе, петляя по Северному Ледовитому океану, более 5700 км.  Станция была расположена не на обыкновенных паковых льдах, которые служили «фундаментом» для многих станции «СП», а  на  ледяном «острове». Такие острова встречаются довольно  редко в акватории Северного Ледовитого океана, в  среднем раз в 20 лет.   Порой эти «острова» имеют гигантские размеры. Иной раз на  них можно обнаружить мелкие части скал,  почвенный покров и даже настоящие птичьи базары. Всё это следы долгого сползания ледников по суше в районе Канадского  Арктического архипелага, а  именно, Земли Элсмира.. Ученые называют такие ледяные острова плоскими айсбергами. За последние 300 лет  многие полярные исследователи жестоко обманулись, принимая поля  таких  ледников за настоящие «сухопутные» острова, нанося их на карты, а  затем, с  изумлением обнаруживая, что новые острова пропали, нет их! Так, возможно, получилось  и с легендарной Землей Санникова,  которую  неоднократно видели далеко в океане не один десяток лет многие известные полярные исследователи. Они не раз отмечали, что в этих районах весной даже  стаи птиц летят на север. Были даже предприняты целенаправленные попытки добраться до нее. Но в начале ХХ века Земля  Санникова исчезла.  Зато дала повод геологу и писателю Владимиру Обручеву написать в 1924 году на эту тему замечательный одноименный роман.  А как же перелетные птицы? Только в наше время  удалось окольцевать представителей этих  птиц и было обнаружено,  что «да», летят они на север, но они летят дальше, а  именно, за  Северный полюс в Канаду и Гренландию. Там они  летом  выводят потомство и осенью возвращаются назад  опять же через Северный полюс — ведь этот путь был для них самым коротким.  Кстати, также через Северный полюс проложен  кратчайший путь для гражданских самолётов между  Европой и Японией.

На нашем ледяном «Острове» была одна особенная достопримечательность. Это гранитный валун высотой более метра, который валялся на снегу  в полукилометре от домиков полярников. Каждый,  кто прилетал сюда, обязательно откалывал от  этого  гранитного валуна черно-коричневого цвета  кусочек на память. Я тоже отколол на память несколько гранитных кусочков, в Москве их отполировал, они  по виду напоминали яшму.  В этом смысле «СП-23» повезло больше, чем другим дрейфующим станциям.  Ну, скажите,  какой еще сувенир можно увезти с Северного Ледовитого  океана? Записная шутка  знакомых полярников  — я  привезу  вам из Арктики осколок голубого тороса, если он не успеет к тому времени растаять.

Сверху, с борта самолета, «остров» напоминал, как бы,  шкуру медведя. Его длина — семь километров, ширина —  три. Толщина льда в районе станции более  восьми метров. А в некоторых местах доходила до 12 метров. Как видно, это довольно солидный ледяной массив,  который по своим размерам намного превосходил габариты обычных дрейфующих льдов. Окрестные  ледяные поля во время сжатий наваливались на «остров»,  но сломать такую громаду просто невозможно, можно лишь откалывать краюшки. Окружающие льдины   наползали на остров, глыбами- торосами громоздились вокруг. От этого дрейфующая станция находилась в окружении довольно высоких (в пять  метров и выше ) ледяных горок- пирамид, которые представляли собой ледяные,  не смерзшиеся между собой,  голубовато-прозрачные кирпичики-булыжники,  типа свободно насыпанной щебенки, с разными размерами, но не больше  полуметра. Создавалось впечатление, что  окружающие «остров»  обычные ледяные поля исчезали в жерле  гигантской мясорубки — измельчителя.

Сама станция  — это дюжина домиков и несколько антарктических палаток. Над этим поселком возвышался Красный флаг на мачте. Самым жизненно важным объектом являлась размеченная флажками  и пустыми бочками взлетно-посадочная полоса. Задача полярников  держать эту полосу постоянно  в надлежащем виде. Для этой цели на станции был небольшой трактор-грейдер. Но все-таки иногда приходилось самим   полярникам, как на  субботнике, браться  за лопаты и вручную срубать  свежие снежные заструги. У аэродромной службы полярной станции был снегоход, с помощью которого они каждый день делали осмотр состояние полосы. Так вот этот снегоход   был самым желанным развлечением (конечно, по секрету от начальника станции) у жителей льдины.  Ведь кто откажется от удовольствия погонять на снегоходе, несмотря на мороз,  с ветерком и  с  приличной скоростью по взлетной  полосе. Но как заслужить бонус на катание на снегоходе? Для этого  надо было  активно помогать авиаторам разгружать прилетающие самолеты, что мы все исправно делали.  Хорошо, что  авиаторы  не были жлобами, поэтому не только мне, но и другим полярникам все-таки  удавалось  не раз  погонять  на снегоходе по ледовому аэродрому.

Основной кадровый костяк  дрейфующей станции состоял из семи «незаменимых» зимовщиков — постоянных обитателей «СП». В добавок  были еще несколько ученых, приехавших на весенние экспедиционные работы и  трое авиаторов из аэродромной службы.  Начальником станции был известный  полярник, имевший опыт  работы на научных станциях в Антарктиде, Арнольд Будрецкий.  Так как основное предназначение полярной станции сообщать на «большую землю» метеосводки (каждые 3 часа), то для этой цели работали метеоролог Борис Остроглядов и радист Вячеслав Русаков. Также штатными сотрудниками были гидролог Олег Евдокимов, врач Александр Шульгин, механик Николай Лебедев и повар Павел Волков. Все они уже  были «стрелянными» и  имели опыт работ зимовщиками на полярных материковых гидрографических станциях или успели уже до этого поработать в Антарктиде. Да, на дрейфующую станцию всегда был очень строгий отбор, который осуществляли кадровики  ленинградского  Арктики и Антарктики научно-исследовательского института (ААНИИ).

В домике начальника станции на стене  висела географическая карта океана. На ней каждый день отмечались координаты дрейфующей станции. Получалась очень запутанная кривая, отражающая дрейф станции. Хотя было известно, что от острова Врангеля в направлении к Северному полюсу имеет место океанское течение, которое обозначает генеральное направления дрейфа ледяного покрова океана. Однако,  конкретная скорость и направление дрейфа различались день ото дня. Виною этому было направление и продолжительность господствующего ветра, его скорость в районе станции. Бывало, что за несколько дней льдина «топталась на месте» и  проплывала не более полкилометра без всякого торошения.  А бывало,  что даже за одни сутки станция верхом на  льдине ускорялась и  продвигалась на пару десятков и более километров. Вот тогда можно было наблюдать зловещий  с характерным треском процесс торошения льдов.  От направления и скорости движения ледяного острова зависело, в  какой части льдины будет происходить торошение окружающих льдов. Мне довелось во время лыжного перехода экспедиции газеты «Комсомольская правда»  по  дрейфующему льду через пролива Лонга  к острову Врангеля (в 1972 году) неоднократно наблюдать такого рода торошение, когда более крупная и более толстая льдина крушила, словно съедала,  более тонкий лед. Абсолютную тишину океана нарушал жуткий скрежет и треск, исходящий от дробления льдин.  Скорость продвижения вала  и роста  величины торосов из измельченного льда небольшая — в среднем порядка 1-3 метра в час. Но это грандиозное зрелище всегда поражало своей неотвратимостью и непредсказуемостью. Так происходило при сжатии льдов. Зато в другом месте  ледяного острова с такой же скоростью происходило образование трещин, каналов и разводий с открытой, дымящейся на морозе, водой.

Нашей дрейфующей станции, расположенной в центре острова,  валы торосов практически не угрожали из-за огромных габаритов   самого  ледяного острова. Это обстоятельство вселяло уверенность, что наша жизнь на льдине будет протекать без авралов и ЧП. Так оно и было.

Герман Щелчков и я прилетели на дрейфующую станцию «СП-23» в качестве радистов  полярной лыжной экспедиции газеты «Комсомольская правда». Шестеро лыжников нашей экспедиции впервые в мировой  практике на лыжах отправились в путь с острова Врангеля по дрейфующим льдам Северного Ледовитого океана до дрейфующей станции «СП-23».  Герман и я должны были осуществлять радиомост между  маршрутной группой и нашей базовой группой (Герман и я)  на «СП-23», то есть на  месте финиша экспедиции лыжников. Цель научно-спортивной экспедиции была доказать возможность автономного движения лыжников по дрейфующим льдам с выходом на научную станцию «СП-23», расположенную примерно в 300 км к северу  от острова Врангеля на дрейфующем ледяном острове. В ходе экспедиции  ставилась  сложная навигационная задача, связанная с автономным выходом малой группы на дрейфующий ледяной остров.

Когда мы прилетели на станцию, то сразу же встал вопрос, где нам разместиться на целый месяц. Все полярные щитовые домики были заняты, свободных мест в них для нас не было. Поэтому начальник станции Арнольд Будрецкий предложил нам взять  и развернуть специальную для высокоширотных экспедиций палатку КАПШ (каркасная арктическая палатка Шапошникова). Он подвел нас к двум таким палаткам, где в первой был продовольственный склад. Там лежали  мороженные продукты, рыба и ящики с капустой. Во второй палатке были 150 кассет с кинофильмами. Эти кинофильмы крутили  на камбузе почти каждый вечер.  У  первой  палатки была полностью  разорвана боковая стенка. Будрецкий спокойно объяснил, что несколько дней назад ночью приходил белый медведь, учуял мороженную рыбу в палатке и, прорвав стенку, стал пировать — наелся рыбой и на десерт —  капустой. Но вскоре не званного гостя обнаружили  местные собаки, стали громко лаять, напугали мишку и он вынужден был прервать свою королевскую трапезу. На лай пришли  полярники с карабинами и ракетницами и окончательно прогнали мишку с территории станции. Рассказ Будрецкого произвел на нас глубокое впечатление! А если другой белый медведь захочет познакомиться с нами тем же способом — прорвав тканевую стенку? Ужас!  Но Будрецкий успокоил нас как мог, сказав, что собаки обычно надежно охраняют станцию от медведей. Да и другого выхода для нас  не было. Мы пошли за новенькой палаткой КАПШ.

Установка палатки

Несколько слов о самой палатке. Остовом палатки служил каркас из дюралевых дуг, соединенных сверху венцом. Они и придавали ей необычный для палаток вид  правильной полусферы, что значительно повышало её устойчивость к возможному штормовому натиску арктических ветров. На каркас натягивался трехслойный капюшон из тонкой кирзы, байки и бязи. Воздушная прослойка между ними служила отличным изолятором от холода. От сырости и задувания снизу защищал прорезиненный пол, переходящий в наружный фартук с размером 30-40 см. по ее периметру.  Именно его в стационарных условиях для повышения уровня комфортности обычно приваливали вокруг снежными  кирпичами. Вот мы и возвели метровую стенку из них.  Конструкция палатка весьма легкая и при необходимости её, не разбирая, можно было без труда  быстро  переносить с места на место, что очень важно для обычных дрейфующих станций, работающих на паковых льдах.  Дневное освещение палатки обеспечивали двойные круглые иллюминаторы,  вмонтированные в капюшон-покрывало.  В венце палатки было вентиляционное отверстие для поступления свежего воздуха. Высота палатки 2 метра, а площадь её 12,5  кв. метра., что обеспечивало безбедное существование  двух человек вместе со спальными местами (складные койки), столом для радиоаппаратуры и печкой. Вход в палатку закрывался откидной дверью из толстого войлока, на который впритык была набита дюжина деревянных реек. Чтобы попасть в палатку,  надо  было просто приподнять дверку. А захлопывалась она сама под собственной тяжестью, прочно без щелей прилегая к раме.

Палатка КАПШ , в которой жили радисты экспедиции «Комсомольской правды».

Через полдня мы уже справляли новоселье в нашей палатке. Трудно было сначала привыкнуть,  что на  полу палатки снег не таял, хотя мы положили на пол пяток оленьих шкур. На  уровне койки  уже было  где-то около  плюс 5-10 градусов, а под ее куполом  была просто жара  —  под плюс 30 градусов.

Уже на следующий день мы влились в дружный коллектив станции. Маршрутная группа лыжников жила по врангелевскому времени (по часовому поясу острова Врангеля), а станция жила по времени, опережающему врангелевское на 2 часа. Так было удобно для всех служб станции. Как и все жители станции, Герман и я три раза в день  питались  на камбузе ( в столовой), где нас отлично кормил повар-кок Павел Волков.

На камбузе и в кают-компании  всегда было оживленно, никто особенно не спешил после еды покидать камбуз. Особенно вечером, когда крутили кинофильмы. Кают-компания — основной источник информации,  здесь все узнавали новости с «большой» земли, слушали  московское радио, обсуждали  новости и насущные проблемы жизни на льдине. В распорядке дня станции почти каждый день  после завтрака были общественные работы, график которых составлял начальник станции.  Почти все свободные от вахты жители станции дружно выходили на эти работы. А их было предостаточно: привезти  полные бочки солярки для дизельного генератора, отвезти пустые, выходить на разгрузку-погрузку прилетающих самолетов,  выполнять различные хозяйственные работы по обустройству станции,  ремонту научного оборудования.

На общественных работах полярной станции — типичное тяни-толкай. Третий слева —  Федор Склокин.

Также  почти каждый полярник по разнарядке начальника станции  должен был отдежурить  один  день в полмесяца на  камбузе под руководством кока. Это — заготовка пресной воды на целый день для нужд станции, чистка  овощей, уборка камбуза и прилегающей территории. Уже на третий день начальник станции отправил меня на дежурство на  камбуз. Я сначала было возражал, но он  настоял, сказал, что это самый быстрый способ влиться в коллектив. И это правда. По обычаю каждый полярник после еды относил сам использованную  посуду на камбуз, благодарил дежурного, заодно и смотрел, как дежурный справлялся со своими обязанностями. Зато уже после дежурства я познакомился со многими полярниками, был в  курсе, кто на  вахте, кто свободен от вахты, а кому нездоровится. Во время дежурства я узнал еще один обычай полярников. Оказывается, что у маститых полярников были на камбузе свои персональные места. Этот обычай был взят из традиций морского флота, когда место капитана и его главных помощников в кают-компании были неприкосновенными для других членов команды корабля. И это правильно. Ведь льдина —это тоже корабль, который бороздит океанские просторы. И хотя начальник станции и не держал буквально руки на штурвале, он также отвечал за судьбу своих подчиненных и  всего ледяного острова, как и  капитан любого морского корабля.

Как правило, собак-лаек, живших на дрейфующей станции, строго не пускали на камбуз. Но для собаки начальника станции было исключение. Она часто приходила на камбуз вместе со своим хозяином и тут же победно садилась на стул, который стоял рядом со стулом начальника. Но бывало собака начальника просилась войти на камбуз и без  его сопровождения. Так вот в таком случае далеко не всегда полярники впускали её на камбуз, как бы боролись за собачью справедливость  для всех собак.  Надо заметить, что собака начальника была гладкошерстной породы.  Видимо, ей на морозе  было не очень-то комфортно. Поэтому однажды  не случайно собака начальника отморозила свой член. Около недели она бегала с «красной сосиской» между ног. Вот уж все полярники в  открытую потешались над несчастной  жертвой заполярного секса, а  начальник и доктор станции усердно лечили  ее.

Самым теплым местом  на  станции была генераторная, где бесперебойно,  как сердце   у  человека, работал дизельный мотор генератора, снабжавший электроэнергией весь поселок. Тут же стоял в полной боевой  готовности запасной дизель на случай внезапной поломки основного. Чего уж тут говорить, без электричества полярная станция  не проживет и часа — все замерзнет. Поэтому уже вошло в привычку невольно прислушиваться к мерному звуку работающего генератора. Звук есть — значит, жизнь на станции идет своим обычным чередом. В генераторную многие жители острова приносили  каждый день на ночь сушить сменную пару  унтов, валенок, чтобы на следующий день они были сухими и не теряли от сырости  свои теплоизолирующие свойства.

На станции была сделана маленькая  банька  всего на одного человека. Для нее в щитовом домике была выгорожена комнатка площадью в четыре квадратных метров со своим входом. В центре стояла на половину с  водой  бочка,   в которую были опущены мощные тэны-нагреватели. Полярники по негласной очереди регулярно пользовались этой банькой. Самое главное в бане — это соблюдать технику безопасности:  пользоваться теплой водой только при выключенных из сети тэнах. В тесной баньке было тепло,  можно было заодно даже что-то мелкое постирать. Но попариться не выходило, так как все-таки тепла от тэнов   было недостаточно.

В устройство быта на станции входил и общественный туалет.   Он представлял собой стандартный  дачный туалетный сарайчик со всем необходимым.  Стоял он  практически в  центре поселка, был на 2-х метровой высоте, так как под ним размещалась  порожняя бочка для накопления фекалий. После ее заполнения  эта бочка убиралась прочь и заменялась на новую и пустую. Этот туалет был на всех один, поэтому выходить из теплого домика надо было тогда,  когда туалет был свободным. Зачем же напрасно морозиться. А это определялось по  внешней задвижке: закрыто — значит свободно.  Снежная тропинка  к туалету  была отмечена верёвочными перилами на случай пурги (сильного ветра), чтобы не заплутаться. Также при пурге была некоторая особенность в поведении человека в этом туалете. Дело в том, что  из нижнего отверстия туалета дуло ледяным ветром вверх,   как в аэродинамической трубе.  Тут уж лишнего времени не посидишь.  А вот была проблема бросить вниз в бочку использованную туалетную бумагу. Бросил бумажку как обычно вниз, а она  порывом ветра взмывала вверх под самую крышу, а потом, медленно кружась, падала вниз. И надо было уворачиваться,   чтобы эта бумажка не осела прямо на  вас.  Тут уж приходилось использованную бумажку буквально засовывать в бок  туалетного отверстия. И  еще одно незабываемое впечатление после похода в туалет — минут десять  трудно было отделаться от впечатления, что на вас только что  были одеты абсолютно мокрые штаны. А вот малую нужду  полярники справляли в предбаннике своих домиков, где у каждого при входе в домик  специально стояла  порожняя бочка для этой цели. Как видно, никакой антисанитарии   на  станции не было. Даже местные  собаки делали свой туалетные дела  не где попало,  а вдали  от домиков.

Подошло время моего дежурства по камбузу. Мне было велено спуститься в импровизированный колодец и почистить его. Я знал, что на нашей станции был сделан  водопровод.

Герман Щелчков  у люка колодца, в котором добывалась и хранилась пресная вода для станции.

Рядом с камбузом была расчищена площадка от снега,  потом выдолблено во льду цилиндрическое углубление на  глубину 2-3 метра. Затем на дно такого колодца был опущен  мощный тэн. Спустя некоторое время под тэном образовалась лужа  метровой глубины оттаявшей пресной  ледниковой воды. В нее поместили шланг, другой конец которого был подведен прямо в камбуз. Осталось подключить насос и водопровод с  талой ледниковой  водой  был готов  к работе.  Вот так замечательно   решалась на «СП-23» проблема снабжения  всей станции питьевой водой. На обычных дрейфующих станциях, расположенных на паковом льду,  проблема снабжения водой решалась весьма трудоемким способом — ее добывали из снежных кирпичей, которые в определенном месте станции нарезались во время проведения общественных работ из местного  снежного покрова,  расположенного на поверхности льдины. Снежные кирпичи сначала складировались вблизи камбуза,  а  затем дежурный  набивал их в пустые бочки, а  потом тэн превращал их в воду. Дежурному надо было во время подкладывать в бочку новую порцию  снежных кирпичей, а талую воду откачивать, пока не набирался нужный для хозяйства объём воды. И это была, пожалуй, самая важная каждодневная обязанность дежурного по камбузу. А на нашем ледяном острове  все было элементарно  со снабжением камбуза водой — просто включи насос и открой кран.

Так вот со временем (около полугода) колодец  превратился в правильную сферу диаметром около трех метров и углубился в лёд на пару метров. Итак, я вооружился ведром,  лопатой , киркой  открыл дверцу ледяного погреба и спустился по  лестнице в глубь колодца. Воду в колодце еще до моего прихода всю откачали.  Оставшиеся на дне мусор  в виде песка, мелкой гальки, ила и других мелких посторонних предметов  я собирал в ведро и подымал на верх,  чтобы  его выбросить. Когда   работа была мною сделана,  я не спешил вылезать наружу — уж больно было необычно красиво здесь! Все пространство льда этой  полой сферы излучало яркий голубоватый свет, который исходил со всех сторон, а  не  только сверху, где  было солнце. Факт остается фактом — солнечный свет почти свободно  проникал  сквозь снежный покров в толщу льда и вызывал  это какое-то волшебное свечение абсолютно со всех сторон. Ощущение было ни с  чем ни сравнимое. Казалось, что это объёмное голубоватое свечение даже  можно потрогать руками. Ну прямо аттракцион.  Но пора вылезать наверх. Да, надо еще признаться, что сначала я опускался  на прозрачное светящиеся  дно колодца с большой опаской — а вдруг океанская вода прорвет эту ледяную  оболочку  дна и всё пространство колодца мгновенно заполнится водой, а я не успею выбраться наверх! Но потом я себя сам уговорил, что этого не может быть, так как подо  дном колодца  и моими ногами было еще как минимум 3-4 метра льда.

Основная цель нашего  с Германом Щелчковым присутствия на станции была осуществлять  радиомост между маршрутной  группой лыжников  и Москвой.  Каждый вечер, когда лыжники вставали лагерем на ночевку, проходили сеансы радиосвязи. Надо сказать, что связь была довольно устойчивой, так как расстояние между нами было всего несколько сот километров.  Мы регулярно сообщали лыжникам  координаты станции и местные метеоданные.  Также мы  сообщали прогноз погоды на ближайшие дни, который ожидался  на маршруте лыжников. Его мы получали от гидрометеорологической обсерватории в поселки Мыс Шмидта (Чукотка). А они  его составляли  с использованием данных, получаемых от метеоспутников. Затем мы принимали координаты маршрутной группы, корреспонденции для  центральных СМИ и, конечно, для  газеты «Комсомольская правда».  Полученную с маршрута информацию мы передавали в Москву либо по телетайпу станции, либо используя  радиосвязь полярной станции.   Объем информации от лыжников начал спустя некоторое время расти и мы с Германом решили сделать свой радиолюбительский канал связи с Москвой.  Соответствующая радиоаппаратура (транссивер) у нас была привезена  с  собой. Осталось лишь установить радиоантенну, направленную на Москву. Вот тут-то и начались наши споры, куда ее направлять. Исходя из координат дрейфующей станции и Москвы надо было направлять антенну почти точно на север. Герман со мной не соглашался, говорил, что антенну надо направлять на юго-запад, ведь мы же относительно Москвы находимся на дальнем севере. Он —  известный в стране радиолюбитель, уже много лет работал в Центральном радиоклубе ДОСААФ, одним словом, корифей в радиолюбительском мире. Пришлось его убеждать, что он не прав, что антенну надо все же направлять на север! Так мы и сделали и стали  выходить на связь с российскими и зарубежными радиолюбителями и были, как говорится, нарасхват — на дрейфующем льду Ледовитого океана мы были единственными  со специальным редкими позывными. Во время  наших сеансов радиосвязи образовывались своего рода радиомосты для передачи в Москву конкретным людям и организациям информации с маршрута лыжников и даже совершать  по нашей просьбе телефонные звонки по московским номерам. При хорошем прохождении радиоволн, наш радиолюбительский канал доставлял информацию на «большую землю» быстрее, чем это было по официальным каналам связи. Радиосвязь была голосовая, а  не  морзянка. Но иногда были и комичные ситуации. Помню, как мы долго пытались передать в Москву фразу:«За припаем шли громадные торосы». А наши друзья по радиоэфиру передавали вместо слова «за припаем» —  «за грибами», «запрягаем»  и др. Приходилось настойчиво передавать вслед «Negative”.  Я знал, что Герман был классным радистом. Он был «король» морзянки, один из самых быстрых  в   стране по приему и передачи сообщений по морзянке. Это служило гарантией нашей устойчивой связи с «большой землей», особенно, когда была слабая голосовая связь. Какой он классный радист,   я мог  случайно  убедиться сам. Это было  на  камбузе во время обеда.  Он меня буквально сразил тем,   что  слушая, как и все  на  камбузе обычную трансляцию радиопередач из Москвы, он по наводке в электросети и  по щелчкам в динамике расшифровывал  и шепотом диктовал мне рабочие сообщения,   которые наш радист станции в это время  посылал в эфир.    Тогда еще морзянка была в ходу. Но уже  лет двадцать, как она  в мире  перестала использоваться  в служебной радиосвязи  — ее век ушел безвозвратно. Наступил наш век спутниковой связи и сотовых телефонов.

Но вернемся на наш ледяной остров. Его и остров Врангеля разделало всего каких-то  триста километров. И как обычно весной медведицы выходят из своих снежных пещер с новорожденными  медвежатами. Остров Врангеля покрыт горами высотой более 1000 метров, что создавало замечательные условия для образования толстого снежного покрова в ущельях и на склонах гор толщиной в несколько метров,  а то и больше. Медведицы инстинктивно  оборудовали для себя  пещеры и залегали в них  на зимовку, рожали медвежат. На Врангеле биологи в иной год насчитывали более двухсот таких пещер. Вот и выходило, что Врангель  служил, как бы,   родильным домом для белых медведей. Весной медведицы с медвежатами начинали новую жизнь и отправлялись  на просторы  Северного Ледовитого океана. Иногда на их пути  на Север попадалась наша «СП-23».  Поэтому они  были нередкими  гостями на нашей станции. Охрану  от нападения белых медведей осуществляла полдюжины местных собак. Они  исправно круглосуточно  несли свою вахту, громкий лаем оповещая жителей станции о визите незваных гостей. Расскажу об одной из многих  типичных встреч  полярников нашей станции с белым медведем. А было это так. Еще на подходе к домикам медведя обнаружила и стала  сопровождать наша свора  лающих собак. Они кружились хороводом вокруг него, стараясь зайти  к медведю со спины как можно ближе, даже делали попытки укусить медведя за зад. Кончалась эта карусель тем,  что медведь садился на пятую точку и отмахивался от нападавших на него собак, как от  назойливых мух. Полярники получали возможность  и фотографировать и снимать на кино медведя с довольно близкого расстояния: 6 — 10 метров. Ближе подходить запрещалось, так как все знали, что медведь настолько силен и ловок , что в одно мгновение может совершить прыжок в шесть и более метров и напасть на человека. Причем этот человек,  даже,   стреляя из карабина в упор,  не сможет предотвратить его смертоносный бросок.   И такие случаи в Арктике были. Поэтому среди полярников-зрителей как минимум двое стояли с карабинами на  изготовку.  Чтобы повысить убойную силу пули на медведя, ее специально деформировали —  обкусывали кусачками. Но  обычно медведь настолько был озадачен лающими собаками, что на спокойно стоящих вокруг  людей он обращал мало внимания. Среди  стаи наших собак выделялась свой смелостью и наглостью собака начальника станции. Она была другой породы, не лайка, по размерам меньше других, но была удивительно прыгучая, так и норовила укусить медведя за зад. Обычно встреча с медведем кончалась тем, что он,  устав отбиваться от собак, быстро улепетывал  в торосы за пределы ледяного острова  в сопровождении  собачьего эскорта. Убивать белого медведя было запрещено законом  кроме исключительных случаев, когда медведю все же удавалось напасть на человека. В таком случае  зверя-людоеда надо было обязательно убить. Это тоже было в правилах у полярников.

Известно было,  что  исключительная ловкость и сила белого медведя была заложена самой  природой. Именно эти качества позволяют белому медведю выживать,  кочуя по дрейфующему льда океана. Известно, что его основной едой являются в основном  нерпы. В океане,   при сплошных плотных льдах, нерпы высверливают теплом своей головы  несколько отверстий во льду, в которые они могут просунуть голову и сделать очередной глоток воздуха и нырнуть опять под воду на полчаса как минимум. Так вот медведь, когда обнаруживает такую лунку, залегает на долгое время вблизи нее, закрывая свой черного цвета нос  своей белой лапой. Если в этой лунке показалась голова нерпы,  то удачливый медведь делает стремительный бросок к лунке и когтями  своей  лапы прочно захватывает голову нерпы, не давая ей нырнуть назад под воду. Затем медведь вытаскивает свою добычу на поверхность льдины. Тут уж нужна его чудовищная сила. Ведь отверстие для дыхания нерпы гораздо меньше диаметра ее туловища. Так вот медведь умудряется  протащить  туловище нерпы через узкое отверстие во льду,  как через фильеру, превращая тело нерпы в подобие  длинной сосиски. Говорят, что при этом в теле нерпы все кости переломаны.

У бывалых полярников всегда много историй, связанных с белым медведем. Одни истории  забавные, другие трагические. Но все же больше историй забавных. Вот одна из них. Это было, когда в 1974 году я жил апрель месяц на полярной станции острова Котельный. Коллектив   станции состоял из несколько десятков человек. Первым по важности всегда был начальник станции,  а  вторым  лицом при таком крупном коллективе был парторг. Обязанности начальника станции  всем были понятны, но вот чем занимался парторг на станции, можно было только догадываться, так как прямых обязанностей на станции  у него не было, но он имел обыкновение ко всем  на станции приставать со своими замечаниями, нравоучениями. Ведь надо было оправдывать свое  пребывание, и он все-таки как никак заместитель начальника станции! Так вот,  той весной на станцию пришел белый медведь. Собаки сначала его появление проспали. Медведя  все же  кто-то из полярников   заметил, подняли всеобщую тревогу. Все поспешили спрятаться в  свои домики. Тревога застала парторга, когда до его домика всего было метров двадцать. Он был  без оружия и побежал сначала трусцой,  а потом и во весь опор к своему домику. Оглянувшись, он увидел, что его преследует медведь! И вот  — спасительная дверь домика, он ее пихает и в этот момент парторга прыжком настигает медведь. Он лапой бьет и захватывает шапку в капюшоне парторга и своим ногтем передней лапы, как ножом, вспарывает до самого тела  ватник, кожаный комбинезон и нательную одежду парторга от головы  до ног. Но парторгу  удалось ввалиться в дом и захлопнуть за  собой  дверь от медведя. Повезло! Все обошлось,  незначительные раны зажили. Но потом среди полярников пошла по всей Арктике ходить байка. Почему медведь из полсотни сотрудников станции напал на  единственного парторга? Сами  же на этот вопрос отвечали. Ну,  во-первых, парторг был самым упитанным. Во-вторых,  вахтовой службы   у  него нет, так и нечего ему шататься по станции без дела, сидел бы в  кабинете, ничего бы не случилось. В третьих (жестко шутили  полярники), мол, бог шельму метит, да и потеря  была бы невелика.

Иногда на станцию  приходили медведицы с медвежатами.  Тогда полярники отгоняли собак и угощали  семейку лакомством — сладкой сгущенкой, предварительно сделав в банках дырки. Было забавно смотреть, как  они игрались с банками, с громадным удовольствием облизывали их. Полярники наслаждались этим зрелищем,  вдоволь  и свободно фотографировали,  словно  в городском зоопарке.

В апреле у нас на станции установился полярный день — солнце ходило по кругу, подымаясь от линии горизонта  все выше и выше. Но распорядок дня станции естественно не менялся. Температура воздуха от минус 35 градусов стала повышаться, как нам казалось,  до комфортной — минус 10-15.  Полярники поговаривали:  «Ну вот и перезимовали». Наступила короткая полярная весна,  а с ней и праздник Первого мая. Полярники его отметили коротким утренним митингом, повесели красные флаги над камбузом и кают-компанией. Затем было праздничное застолье. Вот уж тут наш кок постарался, опустошил свои закрома, поставил  на столы деликатесы: рыбные  и мясные консервы, приготовил салаты, украсив их зеленью, которую он заботливо выращивал у себя в домике на окошке. Был и праздничный торт!  А начальник  выделил на коллектив  несколько  бутылок шампанского и сухого вина, которые он   хранил у себя в домике под кроватью — самое надежное место!  Алкоголь, как говорится, развязал языки — было весело, рассказывали байки, пели песни, а вот танцев не было —  как-никак мужская компания, ведь на дрейфующих станциях среди полярников по неписанным законам традиционно  не бывало женской половины.  Также по неписанным законам на  станции был объявлен «сухой» закон, но строго он не выполнялся, так как разрешалось  полярникам справлять Дни рождения с алкоголем.  Наступил  и  мой День рождения. Друзья по станции: радисты, метеорологи заранее прознали про мое 30-летие. Эти хитрецы пришли ко мне в гости на  день раньше юбилея. Пришлось начать празднование, достал  свои заначки  — закуски и выпивку. Ну и конечно, всё это было уничтожено веселой компанией под чистую. На следующий день для празднования моего юбилея у меня  практически ничего не осталось от закусок  и тем более вина.  Был,  как говорится,  «голяк». Друзья по станции  посоветовали мне идти к начальнику станции,  поплакаться у него на свою несчастную судьбу. Так я  и  сделал.  Будрецкий пожурил меня,  но все же достал из под кровати бутылку сухого грузинского вина. Вот и весь праздник! Конечно, были поздравления в кают-компании, но алкоголя явно не хватало. Сурово и  несправедливо? Но это ведь дрейфующая в океане станция, тут свои неписанные законы и непредвиденные обстоятельства.

В начале мая на станции резко потеплело, была температура  чуть ниже нуля, на лед опустился густой туман, так называемая «белая мгла». И в это время лыжники экспедиции подошли к нашему острову на пару десятков километров. Была опасность, что в белой мгле лыжники «промажут» — пройдут мимо станции. Чтобы этого не произошло, мы на льдине оборудовали радиомаяк, который непрерывно указывал ребятам на  маршруте нужное направление на станцию. Они стали выходить на связь с нами дважды, а то и трижды за день. Это и помогло в конце концов лыжникам точно выйти на станцию.   Самым ярким впечатлением  у всех без исключения был сам выход на ледяной остров. Вдруг кончилась гряда высоких торосов и за ней открылось обширное ровное  белое поле, которое, как пригорок, заметно возвышалось над торосами, имело свой собственный рельеф с округлыми холмами. Это и был наш ледяной остров. Все  полярники станции, свободные от вахты, вышли на южный край острова встречать лыжников с «большой земли». Навстречу лыжникам понеслись, бешено  лая,  собаки станции. А из белой мглы  темными призрачными силуэтами навстречу полярникам, как в замедленной съёмке,  выходили, проявлялись реально лыжники с рюкзаками,   словно герои из какого-то фантастического фильма.

Финиш шестёрки лыжников полярной экспедиции «Комсомольской правды»:  Слева направо: Александр Тенякшев, Юрий Хмелевский, Владимир Леденев,  Вадим Давыдов, Владимир Рахманов, Дмитрий Шпаро (начальник экспедиции).

За день до этого мы соорудили символические ворота, украшенные транспарантами с надписями: «Финиш», «Молодцы», «Северный полюс — 23».  На фоне этих транспарантов затем собрались лыжники и  полярники станции,  нескончаемо защелкали затворы фотоаппаратов, фиксируя исторический момент  успешного окончания  почти 300-километрового пути по дрейфующим льдам Арктики. Потом в кают-компании была  пресс-конференция  с долгими расспросами. Ребята со свежими впечатлениями рассказывали полярникам  подробности нелегкого пути среди валов торосов и разводий, каналов с открытой водой. Конечно, на маршруте было много встреч с белыми медведями, но все они заканчивались мирно — под хлопки выстрелов из карабина и ракетниц медведи убегали прочь. Потом был  общий торжественный обед, в заключении которого повар Павел Волков угостил всех огромным тортом.  В этот же день Герман и я вместе с лыжниками улетели на остров Врангеля  и далее на  Мыс Шмидта и в Москву. С тем и закончилось мое незабываемое пребывание на ледяном дрейфующем острове Северного Ледовитого океана.

Памятный  безмарочный почтовый конверт  «Дрейфующая научно- исследовательская станция  «Северный полюс — 23»  с автографами полярников, дрейфовавших на станциях: «СП-7»,  «СП-12»,  «СП-13»,  «СП-18»,  «СП-21»,  «СП-22»,  «СП-23», «СП-24» с почтовыми штемпелями «СП-24» (раритет для филателистов).

Автор Федор Склокин